Молоко и мёд - Артем Рудик

рассчитывала получить сегодня всё, что ей захочется. Бесстыдно скользнув рукой мне в штаны, она сказала:

– О, Феликс... У нас тут большая добыча, да? Хочешь я тебе...

Она остановилась, когда я схватил её за плечи, серьёзно посмотрел в глаза и сказал:

– Я поведу. Ложись, дай мне раздеться.

Она явно была удивлена, позволила мне подняться и начать снимать одежду. Пока я это делал, думал о словах Австера. Он был прав. Он во всём был прав. Я сделаю это, я разбужу внутреннего зверя. Я вытащу наружу то тайное, что хоронил в себе, что не давало мне спать и вызывало кучу неловкостей. Памперо. Я сделаю с пумой то, что хотел бы сделать с холодной и отстранённой козочкой. Конечно она не сравниться...

Ни за что и никогда. Но я могу представить. Я могу использовать, чтобы утолить свою жажду. В конце концов, это всего лишь плоть и кровь? Всего лишь тело. О, Памперо... Я знаю, что это неправильно. Совсем неправильно, я не должен о таком думать, меня не так воспитывали. Это всё так грязно, а моя козочка такая чистая и нежная, такая незапятнанная. Мне так хотелось её испачкать, измазать в грязи, в моей грязи, той что бурлила в моей черепушке. От осознания того, что я сейчас сделаю, я напрягся, мышцы мои были как сталь.

Мысленно воображая перед собой белошёрстную козочку, я проник жёстко и агрессивно. Как животное, как мерзкое грязное животное я навис над ней и стал двигаться. "Памперо" взвизгнула от такого напора, её сладостный стон заставил меня прокручивать в голове всё более грязные мысли... Я подумал о том, что её наверняка никогда и никто, и я буду первым за многие века. Я буду суров, я накажу за воздержание. За её и моё сразу. Я покажу ей прелести того, от чего она бежит. Я буду нагоню её и заставлю почувствовать то же, что чувствую я.

Я стал постепенно набирать обороты, будто бы вёл погоню. Её крупные груди тряслись всё стремительнее. Она тяжело дышала и прикусывала руку. Я посмотрел на её прекрасную шею и мне тут же захотелось её укусить. Страстно я впился в неё зубами, как хищник должен впиваться в пойманную добычу. Она обняла меня и плотно прижала к себе, своими ногами она помогала двигаться моему тазу, заставляя не терять темп. Ей нравилось. Нравился мой напор. Она была в восторге от погони, и сама готова была выступить покорной жертвой.

Все эти сладостные стоны, все эти мысли. Мой разум плывёт, я перестаю понимать, где я и с кем. Ощущения поглощают меня. Я теряю самого себя и обретаю нечто, чего ещё никогда не чувствовал. Это моя сатисфакция. Я всего лишь дикий зверь, выпущенный из клетки. Голодное животное. И она тоже не более чем зверь, созданный чтобы утолить мой голод.

Я был раззадорен. Я хотел молока. Я множество раз, подсознательно тайно смотрел на его источник и у меня пересыхало в горле. Я чувствовал себя неловко, когда встречал жалкие эрзац заменители... Но теперь они мои. Они мои и только мои. И я буду пользоваться ими, чтобы утолить голод. Продолжая двигаться, я прильнул к её аккуратному соску. В моей пасти разлилась приятная, нежная сладость. Ту, которую я ждал очень давно... Будто бы я топлёного молока набрал полный рот.

"Памперо", в азарте нашей дикой игры, сказала:

– Эй, я тоже хочу!

И мы слились в поцелуе. Ситуация была и без того стимулирующей, но теперь я просто не мог больше держаться и сменив быстрые и резкие движения, на медленные и глубокие, я почти достиг пика. Всё внутри сжалось. И она тоже вся сжалась и скомкалась. Сладостное и яркое мгновение. Секунда, другая, напряжание спало:

– Я люблю тебя, Памперо...

Я обмяк и стёк пуме на грудь. Неожиданно для меня, в тот же момент она спихнула меня с себя, вскочила и со страхом в глазах спросила:

– "Памперо"? Ты сказал... "Памперо"?

Я не стал отвечать. Дрожа и с глазами на мокром месте, она рванула прочь из моей каюты. А я... А я, если бы курил, точно закурил бы сейчас.

Печать шестая – Санта-Анна – Молоко и мёд

Средиземное море, на пути к Сицилии, 7 февраля 1968 года

Я шла по коридору, едва сдерживая слёзы. Как он мог? Всё это время или только сейчас? Почему всё получилось именно так? Почему я оказалась на месте Либеччо, почему? Был только один человек во всём мире, кто мог ответить на мой вопрос. Я ввалилась к ней в комнату без стука, голая и потная.

Она спокойно пила чай вместе с Хамсин. Из проигрывателя мурлыкал скиффл "Last Train to San Fernando", родом из Тринидата: "Если этот ты пропустишь, то другого никогда не найдёшь!" Моё появление их никак не удивило, лишь Хамсин язвительно заметила:

– Ты, кажется, ошиблась дверью, Тайя, конкурс на самые громкие стоны на корабле двумя каютами дальше...

Я сердито упёрлась ладонями в стол:

– Почему, Памперо? Почему он назвал твоё имя?

Козочка снисходительно улыбнулась и, отпив из чашки, сказала:

– Это всё моё "глубинное проклятие". Все окружающие рано или поздно начинают боготворить моё тело. Ну ладно, может кроме Хамсин, она не человек и поэтому мне стало нравиться с ней общаться. Но в целом это неизбежность. Тем более для Феликса, который многие дни находился рядом...

– То есть, ты знала, что так будет?!

– Да. – она снова мягко улыбнулась, – Но в этом случае, я использовала эту особенность вам обоим на пользу. Благодаря моему проклятию вы оба освободились. Особенно ты, Тайя.

– Я что-то не чувствую себя освобождённой... Я только что оказалась на месте Либеччо!

Памперо