Агент Их Величеств, часть вторая - Александр Н. Александров

Тогда вот тебе, агент Их Величеств, загадка: кто легко управляется с заклятьями Серого Ордена, но в Ордене не состоит?

Или?..

- Что было дальше я помню смутно. Хотя это ещё ничего; эти, вон, трое вообще ничего не помнят. – Инквизитор глубоко затянулась сигаретой, надолго задержав в лёгких дым. – Хотя, если честно, и у меня в памяти осталось немного. Точно помню только переход через блиц-коридор – это чувство тяжело спутать с чем-то другим. Потом – влажный холодный ветер, запах земли, ощущение дезориентации... и резкое возвращение в сознание.

- Он сунул нам под нос какую-то ароматическую соль. – Жандарм пьяно хихикнул. – Вонючая – страсть, но мы тут же пришли в себя. Уже вечерело, но я сразу понял, где мы – на Кровавом Пятачке. Это такое место за городом...

- Знаю, знаю. Там горожане решают... всякие деликатные споры. Иногда весьма кроваво. Даже бывает так, что один из спорщиков навсегда остаётся в тамошней земле.

- Видали? – Хорт подмигнул городскому голове. – Ни черта он не следователь ДДД, вот как на духу вам говорю. Шпик он. А так-то вы, Фигаро, правы: на Кровавом Пятачке местные выясняют отношения, и далеко не всегда законным способом. Я оттуда знаете сколько жмуров на ледник отвёз? Ещё двуколкой; тогда-то заводные ландо было только у фабрикантов... В общем, на это место нас господин Тренч и притащил. Подвесил в воздухе, точно свиные туши: ни пальцем пошевелить, ни рот раззявить, и повесил перед нами... какую-то плёнку.

- Экран Гроссмаера, – инквизитор Кранц снова вздохнула, раздавила окурок прямо об импровизированный стол, и, прикрыв глаза, потёрла пальцами виски; похоже, женщину мучила мигрень. – Это, если совсем просто, такое заклятье, через которое видно только в одну сторону. Если смотреть с противоположной, то увидишь просто отзеркаленное окружение. С настоящей невидимостью не сравнить, конечно, но где-нибудь в степи Гроссмаер ничем не хуже, а, главное, его можно сделать большим, спрятав за ним хоть танк... В общем, Тренч привёл нас в чувство, и произнёс всего два слова: «смотрите внимательно». Хотя мы бы не смогли отвернуться, даже если бы очень захотели.

- Даже глаза было не закрыть. – Крейн скривился, утирая пот со лба грязным платком. – Все мышцы стали как желе; я, например, даже языком пошевелить не мог... Этот тип, ну, Тренч, вышел на середину Пятачка. Как какой-нибудь актёр на подмостки, мать его... А потом в воздухе рядом с ним появилось такое чёрное кольцо...

- Открылся блиц-коридор. – Инквизитор, поморщившись, махнула рукой. – Самый обычный блиц, ничего необычного. И когда он закрылся, на месте точки выхода стоял ящик. Просто здоровенный сосновый ящик, безо всяких изысков; в таких перевозят мебель. Кажется, на нём даже была почтовая бирка, только я не сумела её разглядеть на таком расстоянии, да и скрывающее нас заклятье искажало... Тренч треснул по ящику кинетиком, тот распался на части, и мы увидели двух человек... ну, скажем так: в кандалах. Цепи, колодки, наручники – полный фарш. И деревянные шарики-кляпы во ртах.

- Вы узнали пленников Тренча?

- Мгновенно. Роберт Фолт довольно известная в нашем городе личность, а уж про Рене Коффера я вообще молчу. Хотя он больше по части жандармерии, пару раз Косой Рене мелькал и в бумагах Оливковой Ветви. Торговля «серыми» артефактами. О, ничего серьёзного: колдовские охотничьи «манки», кинетические щиты, амулеты-кондиционеры – в таком духе. Но вы же знаете, как Инквизиция относится к подобным торговым операциям.

- Болезненно относится. – Следователь кивнул. – Но давайте вернёмся к Фолту и Кофферу. Что было дальше?

- Дальше? – Леди Кранц рассеяно потёрла лоб тонкими бледными пальцами. – Дальше этот Тренч достал из кармана инжектор для внутримышечных вливаний, ткнул им в шеи пленных – сперва Коффеа, потом Фолта – улыбнулся, и освободил пленников от пут. Просто шевельнул пальцем, и цепи с наручниками и прочей дребеденью упали на землю, буквально рассыпавшись в серый порошок. А потом... – инквизитор запнулась; её лицо нервно дёргалось.

В мансарде на миг повисла тяжёлая душная тишина, подкрашенная гудящим в буржуйках огнём в адский оранжевый цвет. За столом все молчали; напряжение достигло критической точки. Судя по всему, никто из присутствующих не хотел продолжать рассказ.

И тогда очнулся судья Коваль.

Очнулся он в несколько итераций: издав ряд звуков физиологического характера, которые, в общем-то, не принято издавать не только за столом, но и в приличном обществе вообще, судья открыл правый глаз, закрыл его, потом открыл левый, а затем неожиданно резко выпрямившись, сел. Сидел Коваль при этом почти ровно, только его тяжёлая круглая голова, похожая на слегка помятый футбольный мяч из тех, что дети набивают травой и листьями, дабы сыграть если не в футбол, то хотя бы в «три квадрата» чуть кренилась в сторону, слегка покачиваясь, будто судья ехидно кивал в никуда: «ну-ну, поговорите мне тут, бездельники…»

- Дождь, – буркнул Коваль, – недовольно морщась. – И снег. Ветер как в феврале. А эти. Натопили тут. Мышами воняет.

Судья икнул, провёл ладонью по лицу, словно пытаясь разгладить складки, которыми время и жареный на углях бекон избороздили его одутловатые щёки, поматерно выругался шёпотом, и, схватив бутылку, сделал несколько добрых глотков. Коньяк уходил в Коваля точно вода в губку.

- Она. – Оторвавшись от бутылки, судья ткнул коротким волосатым пальцем в съёжившуюся инквизиторшу. – Пять лет младшим дознавателем, потом ещё три – старшим. А он, – палец метнулся в сторону главного жандарма, – в допросной. Всё сам закупал, всё сам оборудовал. Щипцы, иголки, костоломные молотки, ха-ха! А теперь оба сидят, и делают вид, что они балерины. Что они – гимназистки. Монашки-девственницы. Тьфуй. Из грязи есть восстал, и в грязь уйдёшь...

Коваль сплюнул на пол, зашвырнул пустую бутылку куда-то в угол, где та с глухим звоном разбилась, и, уронив голову в тарелку, опять уснул. Это произошло мгновенно и безо всякого перехода, точно судью выключили.

- Да, – сказала леди Кранц после непродолжительного молчания,