Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель

кто называет себя Истинным, — смех отдаётся в листве деревьев, а капель лепестков становится чаще. — Думаю, мы обе знаем, что он не может им быть. Однако он помнит древние пророчества о Ходящем в Пламени. Об Истинном Пастыре, который сумеет перекинуть мост. Примирить Её и магов. Он помнит — и страстно хочет исполнить это.

Она качает головой грустно и ласково, и её вздох откликается шёпотом цветов. Волнами их приторного аромата. А закат рисует силуэт огненного феникса вдалеке –знамение, в которое Алая вглядывается.

— Да, предречённый варг и его феникс. Многие верят в это. Идут в общину к этому смешному мальчику. Мы не препятствуем. Он не видит верный путь — но намерения его благородны.

— Почему же вы не верите, что он тот самый… предречённый варг с фениксом?

— Потому что знаем, кто это на самом деле, — Алая наклоняется, и Гриз видит её глаза — тускло тлеющие угли. — Точно так же, как знаешь это ты.

В выгоревших расселинах прячется багрянец пламени. «Знаешь, зна-а-аешь, сестра» — нашёптывает пламя, настойчиво бьётся-бьётся-бьётся под кожей, и не хватает воздуха — отвернуться или не смотреть, даже когда Роаланда Гремф как ни в чём не бывало продолжает речь.

— Он наивен, мальчик, который вздумал рядиться в Истинного. Но у него есть силы. И он ищет возможности предотвратить… Он пришёл, и мы выслушали его. Он просил время — мы обещали ему. Он рассказал об этом городе — мы поспешили сюда. Даже если мы пришли бы сюда без договора — мы не стали бы убивать. Суть не в том, чтобы забрать.

— Крелла думала иначе.

— Крелла знала не всё. Она удостоилась Заполнения, но толковала многое по-своему. Увы, не все сёстры могут принять истину как она есть — им проще подмешать свою…

«Меня заполнили! Заполнили!!» — угасающий вой безумной Креллы — обожжённой фигуры, которая корчится на пустошах.

Гриз сглатывает твёрдый, горький ком.

Голос Алой — змея в высокой траве. Речь извилистее змеиного следа.

— А опьянение великой силой часто толкает их на необдуманное… И не все могут ждать. Когда слышишь то, что там… Ты коснулась этого, верно, дитя?

Голова начинает идти кругом — от сладкого, медового запаха, похожий на запах гниения, и от шелеста платья вокруг-вокруг-вокруг, от шёпота, который пытается закутать и запутать, и врасти внутрь.

— Ты смогла одолеть Креллу, мы узнали, мы почувствовали… Она не ошиблась в тебе. Я не ошиблась в тебе. И ты коснулась этого. Того, что надвигается.

Прозрение совсем рядом — накатывает алым приливом, грозным напевом, который пронизывает Тайные Тропы, звучит из уст терраантов, отравляет кровь: «Ос-во-бо-ди…»

— Дитя… дитя… ты думаешь — мы кровожадны? Считаешь, мы мстим за зверей магам, становясь охотниками, как они — жертвами? Это сказала тебе Крелла? Она слишком увлеклась местью. Не месть наша цель, Гриз. Но спасение. От того, что грядёт. Ибо чаши весов, которые качнулись, грозят опрокинуться совсем. И удержать их в равновесии — единственная цель, к которой могут стремиться настоящие Пастыри.

Удержать… через кровь? Убивая людей? Уничтожая охотников? Из-за чего — что такого надвигается и к чему эти загадки…

Нужно спросить, но ручьи слишком громко шумят в ушах. И сияние заката обжигает кожу. И дурманит странно-знакомый солёно-сладкий запах, слабеют колени, кружится голова…

— Ты не привыкла разговаривать так, сестра. Привыкнешь потом, когда будешь с нами. И мы встретимся с тобой — не так, не здесь… но лицом к лицу. Поговорим напрямик. Обо всём. Немного позже.

— Вы так уверены… что я буду с вами?

— Ты уже одна из нас, Гриз. А когда узнаешь всё до конца… Когда услышишь по-настоящему… познаешь истинную полноту…

В траве — змеи. Сейчас оплетут, заговорят ласковыми голосами. Рубиновоглазые, шёлковоскользящие. «Мы знаем, кто ты… знаем, что ты нашла…»

От шепотков под кожей хочется кричать.

— Пока же я хочу, чтобы ты связалась со своей общиной. И с другими общинами. С отшельниками. Будь моим послом, передай моё предупреждение.

Тлеющие угли глаз вспыхивают — обжигают.

— Варгендорр. Я даю им время выбрать. Присоединиться к нам и вернуть равновесие. Или пасть в бездну самим, пока мы не пришли за ними. Варгам, какими они были, больше не бывать. Наступает час Хищных Пастырей. Скажи им это, дитя… пусть выберут до Варгендорра.

Голос вливается в неё бурной рекой, захлёстывает уши, алое, багряное, огненное, слепит глаза, вздымается сплошной стеной — и только узкая твёрдая ладонь на плече кажется обжигающе реальной.

— После Варгендорра, когда придёт время… я найду тебя.

Её мягко отталкивают, и она летит, летит сквозь огненное, шелестящее, дикое — и падает.

На округлые, нагретые камни взбудораженного города.

На площадь, примыкающую к городской стене.

В стене зияет изрядная оплавленная дыра.

В небе гаснет прощальный огненный знак — росчерк торопливых крыльев.

Саднит порез на ладони. Стихают крики Огненных Чаек. Затапливаются криками стражников.

И на губах — словно прощальный поцелуй весны — призвук вкрадчивого шёпота.

«Мы скоро встретимся, сестра… и ты узнаешь… услышишь…»

Солоно-сладкий привкус безумия.

Глава 6

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

— Нас посадят лет на двадцать, — выдыхает Морковка. Он сидит очень прямо, у стеночки. И оцепенело пялится на свои руки. Будто ожидает увидеть на них кандалы.

Приличной тюряги в Зеермахе не нашлось. Небось, последнего крупного преступника тут коллективно утопили в сидре ещё при Шестой Кормчей. Чепушил из Справедливых и девах из Чаек уволокли куда-то в места поприличнее — сдавать знатным родителям. Но мы шли как особо опасные. Так что нам выпало — в камеру. В одну. Столько нашлось при местной сыскарской.

Блюстители долго примеривались — допустимо ли пихать туда сразу всех. Кто-то кипятился и орал: «Но там же дамы!» Кто-то заорал ещё громче: «Какие дамы⁈» — а потом все сразу посмотрели на меня, Дурилку и Конфетку — и запихали за решётку к остальным.

Предпочла бы отдельную камеру. Чего там — я б желудок мантикоры предпочла. Мало мне Дурилки и приятного общества Мясника. Его Светлость расхаживает по камере и убивается в голос. По Гриз минут пять назад отплакал, теперь взялся за свободу.

— По здешним законам любые нарушения общественного порядка караются крайне серьёзно… Боги, а то, что учинили мы — это… двадцать пять лет, не меньше.

— У меня есть знакомый стряпчий, — отзывается Пухлый. С таким видом, будто выиграл в Аканторскую