Погоня за судьбой. Часть II - Dee Wild

смотрели образы святых. По левую руку от меня редкой россыпью свечей во тьме выделялся канун, и я направилась прямо туда. По спине бежали мурашки, я уже почти слышала — сейчас скрипнет дверь, и следом за мной войдут полицейские. Но ничего не происходило, было абсолютно тихо, даже городской шум не достигал этого места, не мог пробиться сквозь толстые надёжные стены.

Я подошла к кануну, над которым застыло небольшое распятие. Скосив глаза на лежащие тут же свечи, взяла одну из них и осторожно, стараясь не дышать, подпалила от уже горящей. Глядя на танец свечного пламени, я чувствовала странное опустошение. Душа будто погружалась в чёрную бездну, напитываясь болью от совершённых деяний. Убитые люди, искалеченные судьбы, сломанные жизни. Всё это происходило рядом со мной, будто я была ураганом, сметающим всё на своём пути. Он, может, и рад был бы дарить людям радость, нести счастье и достаток, но такова природа урагана — разрушать. Он больше ничего не умеет…

— Я могу вам чем-то помочь? — раздался тихий деликатный голос.

Я вздрогнула, обернулась и увидела рядом с собой священника. Коренастый, небольшого роста, в чёрной мантии, с массивным крестом на груди, он, сцепив руки, вопросительно-выжидающе смотрел на меня умными и добрыми глазами из-под массивных очков. Седые волнистые волосы были забраны в аккуратный хвост.

— Не уверена, — ответила я. — Можно я просто постою тут немного, а потом пойду?

— Конечно, как скажете. Если понадоблюсь, я буду рядом, — сказал священник и растворился в приалтарной тьме.

Неожиданно мне захотелось поговорить хоть с кем-нибудь, поделиться наболевшим, покаяться в содеянном. Покаяться? Нет, это вряд ли… Перед глазами то и дело восставал образ — маленький Саша, его ручка, тянущаяся ко мне сквозь тьму, и едва слышное: «Пожалуйста, возвращайтесь».

— Уважаемый… — позвала я священника. — Хотела сказать отец, но отцом вас язык не поворачивается назвать… Не знаю, почему — не могу.

Священнослужитель материализовался по правую руку от меня и устремил задумчивый взгляд на распятие.

— Это необязательно, — легко сказал он. — Вы пришли сюда, и это уже благо. А Отец у нас у всех один — и это не я.

— Скажите… Прошло две тысячи лет… — Единственный вечный вопрос пришёл мне на ум. — Почему человека всё ещё нужно запугивать адом и поощрять раем, чтобы он был хорошим? Ведь это автоматически значит, что такой человек — плохой. И хорошим он может стать только из-под палки.

— Страх смерти — вот что заставляет нас спешить, совершать глупости и ошибки, — задумчиво проговорил мужчина. — Я не думаю, что есть плохие люди — есть заблудшие души, потерявшиеся в лабиринтах своего страха. Он свойственен только людям, потому что только люди из всех живых существ осознают свою конечность. И страх этот исходит от того, что люди добровольно подвешивают себя над бездной безбожия.

— Даже если Бог есть, Вселенная настолько огромна, что ему просто не до нас, — сказала я.

— Человеку иной раз нужно веровать в какую-то высшую силу, иначе он остаётся один на один с бездной, — заметил священник. — Тонкая ниточка сердечного ритма отделяет заблудших от безвременья и вечной тьмы, в которую они веруют. Разве можно избавиться от страха, если вы убеждены, что единственное, что ожидает вас — это тьма? Ничто.

Ничто… Мягкий голос его спружинил о стены и растворился в сумраке под куполом.

— А что, если они правы, и там ничего нет? — спросила я. — Что, если однажды сердце остановится, а тело просто превратится в вещь, в гору бесполезного мяса?

— Историю Иисуса впервые рассказал тот, кто видел всё своими глазами. — Священнослужитель улыбнулся. — Никто не знает достоверно, что нас ждёт. Вам легче от осознания вечной пустоты и ничто?

— Нет, не легче, — призналась я.

— В том-то и дело. — Священник взглянул на меня. Блики свечного пламени отражались в стёклах. — Поэтому вы пойдёте дальше — искать свой путь и свою силу, а я останусь здесь. Потому что я их уже нашёл.

— Хорошо иметь абсолютную, непоколебимую веру, — заметила я. — С ней намного проще жить.

Капля воска упала на металл ладони, застыла крошечной полупрозрачной кляксой.

— Не бывает абсолютной веры, — сказал священник. — Только ноль всегда абсолютен, он превращает всё в ничто. А нам, людям, свойственны сомнения, и это нормально. Лишь глупцы и фанатики никогда не сомневаются.

Мы стояли рядом и молчали. Служитель церкви, смысл жизни которого был в спасении человеческих душ, и убийца, чьи руки были по плечо в крови. Я хотела рассказать ему всё — от начала и до конца, во всех подробностях. Попросить прощения за всё, что творила, за все отнятые жизни, поплакать у него на плече крокодильими слезами. Однако во всём этом не было смысла, и я смогла лишь выдавить из себя:

— Мир рушится. Я это чувствую.

— Это было и это будет, — спокойно ответил он. — Вавилон пал, Вавилон забыт. Построен новый Вавилон, с единым языком, но новыми идолищами и новыми разделительными рубежами. И этот Вавилон тоже падёт. Однако, каждый его житель имеет свободу выбора, и каждый в силах сделать правильный.

Порыв гулявшего в здании ветра ударил в спину, свеча в моей руке потухла. Я сказала:

— Мне пора идти.

— Идите, — ответил он. — Это лучшее, что можно сделать, когда не на что опереться…

* * *

Возле церкви было пусто. Не было полицейского фургона, в кустах меня не поджидали бойцы спецназа, поэтому я выбралась под свет фонарей и отправилась дальше по проспекту.

Миновав широкую кольцевую дорогу, я вышла к старым заброшенным рельсам. Две неровные ржавые колеи уходили вдаль, потрескавшиеся бетонные шпалы были подсвечены тусклыми фонарями тянувшейся параллельно улицы. Тело гудело от усталости, я считала шпалы, шагая по полотну, и в конце концов, миновав полдюжины стрелочных переводов, упёрлась в тупик, обрамлённый забором территории института. Цель находилась в одном шаге от меня.

Забор был высоким, но местами вплотную к нему росли деревья, поэтому перебраться через него не составило труда, и я оказалась внутри периметра за старым кирпичным гаражом. Вокруг валялись какие-то ржавые железяки, общий пейзаж говорил о том, что это техническое строение давно не используется. Пробравшись по сугробам до неожиданной проталины, я обнаружила пару тёплых труб со старой ободранной изоляцией, выходящих из-под земли и скрывавшихся где-то за забором покосившихся бетонных плит. Порадовавшись столь удачному стечению обстоятельств, я решила отогреться и переждать здесь остаток ночи.

Я сидела, прислонившись спиной к трубе, и глядела в небо. Здесь, на глухой окраине города, можно было легко различить пульсирующие огоньки звёзд. Где-то там наверняка подмигивал мне мой