Резюме сортировщика песчинок - Любовь Александровна Афоничева

Кому-то, кому больше неоткуда было узнать разные важные подробности. И вы с Мофом наверняка говорили именно об этом. Что изобрести наномехов мог один человек, а стрелять – он же или совсем другой. Но кто-то еще должен был делиться с ним – или с ними – информацией.

Она наматывает косу на запястье и снова разматывает. Наматывает и разматывает. Наматывает и разматывает. Вряд ли осознавая, чем занимается. А я ничего больше не говорю. Хотя есть у меня в запасе несколько мелких, не озвученных пока наблюдений. Но для них время придет позже. Когда Агния примет свои же мысли, которые я за нее превратил в слова.

Будь здесь Моф или Белый, она, наверное, ткнулась бы кому-нибудь из них лбом в плечо и почувствовала себя чуточку лучше.

Но рядом сижу только я – претендент на последнее место в конкурсе «Самое надежное плечо». Чем, в общем-то, всегда гордился. Но щекотка, которая поселилась внутри, толкает к действиям. Несложным, вроде бы, даже для хама с рыжим хвостом – ведь был же я куртуазен со своими амурками…

Но пересесть ближе, провести несколько раз ладонью по узкой спине, каждый раз спотыкаясь на торчащей лопатке, и, наконец, притянуть к себе замершую Агнию оказывается невероятно трудно. Потому что я все-таки жду: вот сейчас стряхнет руку, вывернется. Шипеть или язвить не будет, нет, просто… обозначит границы.

Но Агния только оставляет наконец в покое косу, дышит тихо мне в шею, а потом так же в шею усмехается:

– Хотела сказать, чем ты пахнешь на самом деле, если без ребяческих наездов. Но не могу подобрать определение.

– Абсурдом. Мне всегда нравилось думать, что абсурдом. А сейчас наверняка еще и потом. А ты – свежим огурцом. И тоже немного потом.

Она хмыкает, но ничего не отвечает. Едва уловимое гудение сине-зеленого воздуха, кажется, сгущается вокруг нас. Я мысленно уговариваю сердце не изображать из себя ритуальный барабан, а стучать со сдержанным достоинством. Так увлекаюсь, что почти добиваюсь своего. Но тут Венц оживляется:

– Вольга…

– Что, Агния?

– То, о чем ты думаешь, и то, о чем думаю я… насчет Феликса – это все может объясняться и по-другому. Нужно проверить. Все эти мелкие фактики, детальки – не части пазла, где есть только одна правильная комбинация, а скорее… части магнитной мозаики, которую можно собрать хоть так, хоть этак. Ты Ликса не знаешь, и он тебе не нравится. Понятно, почему, было бы странно, если бы наоборот… Но ты ведь его никогда не видел, настоящего.

– Думаю, что видел.

Она отодвигается, смотрит вопросительно.

– Когда он дрался с мехимерой. Я привык… Да, пожалуй, именно так – я привык иметь дело с людьми, которых сам для себя придумал. Но такого Рура я бы придумывать не стал.

– Почему?

– Многовато поводов для зависти: ловкость, кураж, смелость. Упрямство. Я бы скорее себя таким придумал. И еще там кое-что было… Я тогда отмахнулся – не было контекста, в который это можно поместить. Но в какой-то момент мне показалось, что Рур дерется так, будто знает о мехимерах то, чего знать не должен. Один наш профессиональный «внутряк». Нет, даже не так, скорее, производственную тайну. И сейчас я думаю, что он ее действительно знает.

Венц так встряхивает головой, что чуть не стукается об меня лбом:

– Нужно, чтобы он сам…

– Что – сам?

– Ответил. Нужно спросить его прямо…

– Что, просто пойдешь и спросишь: эй, дружище, а не предавал ли ты нас… случайно?

Темные укоризненные глаза слишком близко.

– Вольга…

– Что, Агния? Да, есть вот такое неприятное слово для обозначения его поступка. И то, что ты это слово не называешь, а обтанцовываешь на цыпочках, сути не меняет.

– Мы не знаем. Это может быть совсем не то… Сначала я должна его услышать. Поэтому мы пойдем и спросим. Не знаю, просто или не просто… может, с планом каким-нибудь.

– Мы? Тебе одной он, по-моему, скорее ответит. Я буду только… раздражителем.

– Я на это и надеюсь. Если я пойду одна, Ликс отшутится. Или обидится. Если он так долго… до сих пор ни намека, ни попытки что-то сказать… Может, просто нечего говорить? А то, что Юна заметила… то, что он стал звучать по-другому, – это ведь еще ничего не значит. Это только про перемены, а они бывают разные. Ты вот тоже… – Она осекается.

– Что я «тоже»?

Агния морщит нос, но заканчивает мысль:

– После того случая с яблоком, еще до разговора в архиве, Юна сказала, что ты звучишь непривычно. Что-то вроде «был целый, гладкий, а теперь с трещиной, но так почему-то лучше». Ну, как она обычно формулирует.

– Да, формулировочка в ее духе. Но при этом достаточно… – Я вовремя обрываю себя и вспоминаю об одной догадке. – Кстати, я ведь хотел спросить, и забыл: она уехала, потому что родители попросили?

Агния кивает и зевает одновременно.

– Не только ее. Довольно многих, насколько я знаю. Но кое-кто сумел отказаться.

– Ты, например?

Она снова кивает.

– Мои привыкли. Я с детства собираю… коллекцию сомнительных авантюр. – Венц ловит очередной зевок в ладонь.

– Предлагаю очередную сомнительную авантюру под кодовым названием «Разговор с Руром» обсудить по дороге в Песочницу. А то ты, по-моему, готова заснуть прямо среди папоротников.

– Да… наверное, надо идти. Никак не могу с этим справиться… Слишком давно не спала нормально.

Мы спускаемся по винтовой лестнице в стержне Юлы на первый этаж. Из-за закрытых дверей клуба гармоников доносится загадочный шум: шарканье, позвякивание, шлепки. Учитывая все, что произошло за последние три месяца, я бы даже не удивился, узнав, что они там запрещенкой балуются. Скажем, крепким алкоголем под развратные игрища… или развратными игрищами под крепкий алкоголь.

Хотя вряд ли. Скорее всего, какие-нибудь невинные телесные практики для расслабления. Все-таки не за каждым углом прячется неожиданность с улыбочкой я-второго.

Только за некоторыми.

Сняв с вешалки пальто, я не могу удержаться и быстро глажу новую серебристую подкладку. Пальто вроде бы стало с ней немного тяжелее, чем раньше, – но и красивее.

Венц заворачивается в бежевый приталенный кокон до пят. Опять ее любимый музейный цвет. И натягивает на голову… что это вообще такое? Какой-то вязаный гномичий колпачок с помпоном.

Подарить ей, что ли, нормальную шапку? Только обидится ведь. Разве что завернуть подарок в шутку, достаточно смешную, чтобы отвлечь от его истинной подоплеки?

Но это потом. Когда-нибудь. Может быть.

На улице метет. Снежинки щедро сыплются с низкого переливчатого неба, встречаясь у самой земли со своими роящимися тенями. Мы глядим некоторое время