Последнее слово единорогов - Виолетта Орлова

– Возможно, это прольет свет на исчезновение нашего друга. – Пожал плечами Корнелий и принялся за дело. И тут случилось то, чего так опасался Нороган. В первые минуты ослепленные горем, ученые не заметили никаких лишних деталей, но не теперь. Корнелий задумчиво вынул орудие убийства из груди покойника и покрутил его в руке.

– Это ведь ваш нож, господин Нороган, – вдруг тихо, но отчетливо произнес ученый.

Естествознатель трусливо вздрогнул.

– Не может быть, – вяло пробормотал он.

– Посмотрите, на рукоятке армутская вязь. Я давно ее заприметил, так как люблю иностранные языки. Это ваш нож и ничей больше.

– Потрудитесь объяснить! – строгим голосом потребовал Ракис. Удивительное дело, как преобразился энтомолог. Обычно веселый и добродушный, сейчас он излучал негодование, граничащее с острой неприязнью.

– Но вы ведь не думаете, что это сделал я? – испуганно воскликнул Нороган.

– Нет, если вы объяснитесь, – миролюбиво ответил Корнелий, пристально глядя на проводника.

– Я же был с вами в палатке! Нахим исчез еще ночью, пока все мы спали! А этого человека я вижу впервые, клянусь! – исступленно пробормотал Нороган, как-то по-детски выставив вперед ладонь, словно намереваясь защититься от дальнейших нападок. – Верно, кто-то украл у меня нож!

– Это правда? – строго поинтересовался Корнелий.

– За кого вы меня принимаете, за лгуна и убийцу? – вдруг рассердился Нороган. Все его существо охватил праведный гнев. Действительно, с чего бы у его товарищей должно было сложиться о нем столь скверное мнение? Разве он уже не зарекомендовал себя, как отличный проводник? Это не он довел их до места назначения?! Не он тысячу раз спасал в пустыне?!

– Ваша история у костра… Это ведь вы не про своего друга рассказывали? – вдруг медленно проговорил Ракис, проявив удивительную проницательность. Нороган то думал, что ученый интересуется лишь насекомыми, а люди выпадают из его поля зрения, но нет.

Естествознатель отчаянно покраснел, как нашкодивший мальчишка. Удивительное дело, но даже с Тенью в сердце он еще не потерял способность испытать глубокий стыд!

– История… Я не хочу сейчас о ней говорить, да и не к месту это все! Нам всем надо немедленно уходить! Прошу просто поверить мне – я непричастен ни к чему дурному, клянусь родной веткой!

Нороган говорил запальчиво, от души, и Корнелий, будучи человеком чести и исключительного благородства, ему поверил.

В совершенном молчании они похоронили мертвеца и засыпали песком. Эта печальная процедура сопровождалась шелестом желтых волн за их спиной и освежающими порывами ветра. Какое-то гнетущее впечатление снизошло на их компанию, и когда они возвращались к месту своей стоянки, то не перекинулись между собой ни словом, как совершенно чужие люди. Группа потерпела неудачу: Корнелий это отчетливо осознавал. Помимо прочего, ему стало суеверно казаться, что их беды только начинаются.

Когда до смерти уставшие люди вернулись в лагерь, Нороган попробовал было опять заикнуться про свиток, однако Ракис довольно грубо оборвал его:

– Вы потеряли наше доверие, господин проводник. Никаких свитков вы не получите, и вообще, мне кажется, нам нужно расстаться.

– Как же вы найдете дорогу через пустыню? – криво усмехнулся Нороган, почувствовав все же в сердце своем нечто похожее на ущемленное самолюбие.

– Мы не хотели возвращаться. Но теперь я уже не знаю… – Ракис замолчал, покосившись на Корнелия. – Однако мне доподлинно известно, что нам с вами не по пути! Убирайтесь.

– Брось, Ракис, – тихо возразил другу Корнелий. – Нам не стоит сейчас ругаться.

– Прости меня, но я теперь совершенно не доверяю нашему проводнику. Именно он один ходил к морю, где потом мы нашли тело несчастного убитого… Причем в груди бедняги был именно его нож! Какие еще нужны доказательства? Потом это странное поведение… И зачем вам, господин Нороган, так понадобились свитки? Знаете, я теперь подозреваю, что именно из-за них, да, из-за них, вы пошли с нами через пустыню! Признайтесь же, а?!

Нороган резко вскинул голову и оскорбленно сверкнул глазами.

– Что ж, если мне тут не рады, я готов уйти прямо сейчас.

Ученые подавленно молчали, а он, ведомый гордостью, не нашел ничего лучше, как действительно встать со своего места и уйти восвояси.

– Гениальный план! – послышался в его голове язвительный шепот Нольса. – Вы испортили даже то, что невозможно было испортить.

– Молчи, Нольс, – досадливо отмахнулся Нороган. Он и так понимал, что дела их плохи. Как теперь найти свиток, когда его спутники полностью утратили к нему доверие?

– Может, ну его, этот свиток?

– Вы, кажется, не понимаете, господин Нороган. В вас сейчас сосредоточено небывалое могущество. Однако если кто-нибудь прочитает свиток, вы потеряете его вмиг, да еще и станете уязвимым перед естествознателем. Зачем строить империю на глиняных ногах, которые могут треснуть в любую секунду? Мой вам совет: пока свиток находится рядом, надо с ним покончить раз и навсегда.

– Но как? – беспомощно простонал Нороган.

– Прочитайте их воспоминания. Наверняка вы увидите, куда они дели его. Однако все же дождитесь ночи. Они напуганы, уязвлены. Да, лучше все же их разделить.

***

Этим вечером Нороган подобно голодному озлобившемуся шакалу бродил вокруг лагеря. Лесок на холме успешно скрывал его следы, однако испуганные ученые не думали разделяться.

Ночью в здешних краях действительно было жутко: в ущелье отчаянно завывал ветер, море бурлило так, словно желало выйти из берегов. Потом произошла удача, Ракис отошел от лагеря на какое-то расстояние, и Нороган смог подобраться к нему и оглушить палкой по голове.

Нольс, конечно, этого не одобрил. С другой стороны, не мог же он начать читать воспоминания прямо здесь. Ракис бы закричал, позвал на помощь товарища, вмешался бы Корнелий, и все могло осложниться.

Нороган оттащил бесчувственное тело бывшего приятеля к речке и принялся приводить в чувство. Холодной водой он смочил ему виски и протер лоб – увы, несчастный энтомолог не шевелился.

Нороган злобно выругался про себя и отошел к берегу.

– Я слишком сильно ударил его, – с сожалением подумалось ему.

– Обернись! – вдруг вскричал Нольс, и вовремя: оказалось, что Ракис очнулся и попытался напасть со спины. Эта подлая выходка чрезвычайно разозлила Норогана, даже вывела из себя, а он еще пока не научился обуздывать свой нрав. Ярость застилала ему разум: он выхватил из-за пазухи нож – другой, запасной, и не раздумывая погрузил его в податливое тело незадачливого ученого. Тот слабо вскрикнул, будто птица в ночи, и медленно осел на влажный каменистый берег. Глаза его закатились, а взор сделался неживым.

– Зачем, зачем? – в отчаянии простонал Нольс в голове разгоряченного схваткой Норогана. – Это не то, надо было по-другому!

– Но он напал на меня со спины! Это