Посол без верительных грамот - Сергей Александрович Снегов

осточертевшие ему земные сады. Он послал нас к дьяволу и пригрозил размозжить голову каждому, кто станет уверять, что его голова годится еще на что-нибудь, кроме наблюдения за хлевами марсианских свиней. Вы знаете Джока и можете вообразить себе, какие он подбирал выражения.

— И тогда вы решили похитить Вагнера? — деловито осведомился следователь.

— Что нам оставалось делать? Он улетал на Марс. Это была последняя возможность приобщить его к коллективу. Боюсь, вы неясно представляете себе, чем дорог для нас Джок Вагнер. Он весь как бы струя внимания к неизвестному. Там, где для других — тусклый шум неопределенностей, для него — арена остро звучащих загадок. Шум обычно усыпляет пытливость, у Джока же обостряет ее. Введение его творческих способностей в нашу коллективную матрицу повысило наш потенциал до 11,3. Сам он, как вы, вероятно, знаете, выше 8,9 никогда не поднимался. Как член нашего коллектива он почти равновелик Ньютону, вот что мы, в свою очередь, значим для него.

— Это не оправдание. Он сам, добровольным решением, должен присоединиться к вам. Никакая софистика не может оправдать такое возмутительное самоуправство, когда свободного человека схватывают, возможно, и связывают, отрывают от близких и друзей, насильно и навсегда переводят на какое-то выдуманное казарменное положение.

— Не навсегда, друг Прохоров, отнюдь не навсегда. На определенный, точно оговоренный срок, достаточный для его самопроверки.

— Когда кончится оговоренный срок? Мы хотим увидеть похищенного Джока Вагнера.

— Срок его самопроверки уже кончился. — Домье вскочил. — Идите за мной. Вы будете разговаривать с самим Джоком.

5

Домье так проворно уносил на тонких ногах свое массивное тело, что следователь и Генрих отстали. У одной из дверей Домье подождал их, затем пригласил внутрь.

В комнате, заставленной аппаратами, сидел Джок Вагнер.

Он вскочил при виде вошедших, шагнул к Генриху, восторженно обнял его.

— Я знал, что ты придешь вызволять меня! — воскликнул он с благодарностью. — Только вы с братом могли!.. Тебе сообщил Риччи о моем исчезновении?

Домье сидел в сторонке и со странной своей улыбкой — оживленно пошевеливая носом — наблюдал за встречей друзей. Прохоров церемонно протянул руку Вагнеру:

— Следователь экспедиционного отдела Управления космоса Александр Платон Прохоров. Можете звать меня просто Александром, Джок. Дело о вашем похищении веду я, поскольку Марс в компетенции моего отдела. У нас только что был весьма тяжелый разговор с директором Института специальных проблем другом Павлом…

Джок нетерпеливым нервным жестом прервал следователя:

— Ваша беседа транслировалась во все лаборатории. Можете представить себе, как сотрудники в других комнатах надрывали животики от смеха. Они сплошь негодяи, им дай только повод для смеха!

— Рад, что вижу тебя в добром здравии и хорошем настроении, Джок, — сердечно сказал Генрих.

Следователь проговорил с предостерегающей холодностью:

— Могу ли я толковать ваше высказывание, что сотрудники института — все сплошь негодяи, в том смысле…

— Да, именно в том! Отличнейшие ребята. Генрих, я был такой идиот, что отказывался от работы в институте! Теперь я отсюда никогда не уйду. Такие проблемы, такие поиски! Как жаль, что ты не подошел при тайном обследовании, ты был бы так обрадован, если бы переместился к нам… Куда там обрадован — самым нахальным образом счастлив! А Риччи я передам, чтобы он со своим Марсом убирался ко всем чертям! Ко всем чертям!

— Негодяи — и отличнейшие ребята! — Прохоров пожал плечами. — Своеобразный способ доносить до других правдивую информацию.

— Она в характере Джока, — весело возразил Домье. — Зато к тем, кого недолюбливает, он относится с изысканной вежливостью. Можно ли считать наши разногласия исчерпанными, друг Александр?

— Если не возражаете, я сделаю официальную запись, мы скрепим ее нашими голосами и поставим точку на деле о похищении астрозоолога Джока Вагнера.

Джок вдруг схватил следователя за руку и объявил, охваченный внезапным вдохновением:

— Павел, нужно испытать Александра! Вы не смотрите, что он держится дурачком, я угадываю в нем такого умницу!.. И потом, нам нужен железный тормоз против сумятицы, эдакий ледяной пресекатель пустого взлета! Короче, мыслитель с горячим внутренним накалом педантизма. Столько хаоса в наших озарениях! Ставлю свою голову против кочана капусты, что Сашка именно тот, кого нам сегодня не хватает.

Домье вопросительно посмотрел на следователя. Тот сказал, колеблясь:

— Если я и вправду окажусь полезным… Работа следователя, по-честному, мне приелась, такая все однообразица!.. В общем, пожалуйста, я согласен обследоваться!

СВЕРХЦЕНТР БЕССМЕРТИЯ

1

— Я пригласил тебя, Генрих, чтобы ты спас меня от ужасной опасности! — так Франц начал то, что за минуту перед тем назвал «это будет моей исповедью». — На мою жизнь замышляется покушение.

— Ты лежи, лежи спокойно, — ласково сказал Генрих. — Ты слишком ворочаешься. Я медик плохой, но, мне кажется, так размахивать руками вредно.

— Ах, мне все сейчас вредно! — простонал Франц. — Ты и представить не можешь, до чего сузился спектр возможностей моего существования. Тонкий желобок жизненных допустимостей, тонкий желобок! И шаг в сторону, маленькое отклонение от желобка — неотвратимая гибель. Опусти, пожалуйста, штору — на улице светит солнце, для меня это опасно.

— Да, трудно тебе стало, Франци, — с сочувствием проговорил Генрих, возвращаясь от окна к постели больного. — Что, кстати, врачи говорят о твоей болезни?

— Они ничего не говорят. Они разводят руками. Самому гениальному из них и в голову не может прийти, чем я болен. Только я один знаю свою болезнь, потому что сам сотворил ее. И она даже не болезнь, если по-серьезному… Ох, Генрих, пожалуйста, немного приоткрой штору, этот полумрак так убийствен!.. Не сильно, не сильно… вот так, спасибо. Я ничего от тебя не скрою, будет настоящая исповедь. Дело в том, Генрих, что я захворал бессмертием. Ты понимаешь? Моя болезнь — бессмертие!

— Ты все-таки не отчаивайся, — осторожно сказал Генрих и легонько поправил сползшее одеяло. — Теперь научились справляться и не с такими заболеваниями. Сама смерть отступает перед современными лекарствами и оздоровительными приемами, что же там толковать о бессмертии. Уверяю тебя, через месяц ты будешь здоров, как тяжеловес, вырывающий на штанге рекорд.

— Пожалуйста, не говори так быстро, Генрих. У меня молоты бьют в мозгу, когда я слышу торопливую речь. И медленно тоже не надо, это еще хуже. Ах, Генрих, мне так