Мариэтта Шагинян - Месс-менд. — Лори Лэн, металлист.

Перед ним стоял невысокий человек в черной паре. Глаза у него были унылые, тоскующие, как у горького пьяницы, с неделю сидящего без водки. Левую руку он положил на плечо полицейскому. Холод снова прошел по спине таможенника. Он поглядел на незнакомца с непонятным ужасом.

— Вы были при упаковке, друг мой? — мягко спросил незнакомец, едва шевеля бескровными губами.

— С самого начала, сэр, — лихорадочно ответил полицейский, начиная дрожать как лист, — при мне заворачивали, бинтовали, зашили и запечатали.

— Никто не мешал упаковке? Не сунул туда письма или бумажки? Не заглядывал в пакет?

Голос незнакомца, задававшего эти вопросы, был тих и безразличен. Взгляд его, покоившийся на полицейском, совершенно невыразителен. Тем не менее ужас таможенника рос с каждой минутои, и зубы у него начали стучать друг о дружку:

— Не-не-не, сэр, никкого, никкаккой бумажки!

Незнакомец снял руку с его плеча, повернулся и исчез. Полицейский вынул платок и принялся утирать пот, холодными каплями скатывавшийся у него со лба.

— Что это с тобой случилось? — спросил другой таможенник, подходя к нему из-за тюка запечатанных пакетов, — Уж не хватил ли ты вместо виски бензину?

— Понниммаешь, — тяжело ворочая языком, ответил полицейский и оглянулся вокруг с выражением ужаса, — приходит сюда человек... такой какой-то человек... и спрашивает, спрашивает... погоди, дай вспомнить... странно! — прервал он себя и дико взглянул на товарища. — Я не пьян и не сплю, а вот убей меня, коли я помню, о чем он такое спрашивал.

Глава тридцать восьмая.Снова в Петрограде

Мисс Ортон сидела перед техником Сорроу, сложив руки на коленях и устремив на него потемневшие глаза.

— Сорроу, вы хотите, чтоб я выполнила свою задачу, несмотря на все, что случилось?

— Да что особенного случилось, Вивиан? — сурово ответил техник. — Мальчишка раскис, а у вас угрызение совести. Помните, что личные мотивы — это ваше частное дело. Тингсмастер положился на вас, и, коли я знаю толк в людях, вы не пойдете на попятный.

— Хорошо, — тихо сказала Вивиан, — но вы должны избавить меня от жизни в одной с ним комнате.

— Фокусы! — проворчал Сорроу. — Вы добьетесь того, что выдадите наших ребят этому проклятому Чиче.

— Сорроу! — тихо произнесла красавица.

Это было сказано без упрека, но таким голосом, что сердце старого техника сжалось. Он с силой махнул трубкой, выбил весь табак и забегал по комнате, испуская сердитые бормотания. Когда запас их истощился, Сорроу подпрыгнул, ударил себя в лоб и настежь раскрыл стенной шкафчик, где у него висела одежда.

— Слушай-ка! — воскликнул он решительным голосом. — Не ходите быть Катей Ивановной — и не надо. Я сделаю вас матросом, их тут тьма-тьмущая. Берите это и переоденьтесь, да поскорей. Марш за ширму!

Он кинул мисс Ортон широчайшие панталоны, книзу расходившиеся колоколом, белую с синим куртку, матросскую шапочку и пару штиблет. Спустя минуту из-за ширмы вышел молодой и стройный матросик с каштановыми кудрями, выбивавшимися из-под берета.

— Так, — одобрил Сорроу, — теперь выслушайте меня, Вивиан. Вы должны следить за каждым шагом Рокфеллера и не прозевать ни одной мелочи, иначе я попросту выдам нашего молодца Советской власти. И без того уже у нас много жертв. Поняли?

— Да, — ответил матросик.

— Теперь ведите меня в эту вашу комнату, покуда Рокфеллер на заводе. Ведь вы, пари держу, и не подумали порыться у него в чемодане.

С этими словами Сорроу взял фуражку и вышел из своего убежища в одном из грязных портовых переулков Петрограда. Он был сильно рассержен. И было за что. Виллингс, Лори и Нэд мотались без всякого дела, с головой, наполненной дребеденью, а эта женщина, свихнувшая их с толку, начинает церемониться с заговорщиком. Сорроу остался совершенно равнодушным к ее прелестям. Не будь Тингсмастера и его наказов, он донес бы русским властям все, как оно есть. Так-то вернее, чем охотиться за целым заговором и, может быть, прозевать врага. Он быстро прошел несколько улиц, не оглядываясь на бежавшего за ним матросика. Выйдя на Мойку, он зашагал рядом с матросом и пропустил его вперед, в дверь общежития.

Вивиан вынула ключ, открыла комнату и ступила в нее со странным чувством. Сорроу взглянул на нее, покачал головой и первым долгом запер дверь на два оборота. Потом кинулся к чемодану Рокфеллера и, вынув маленькую лупу, оглядел его.

— Так и есть, наша работа, — пробормотал он с улыбкой, — видите тут две буквы «м.м.». Теперь глядите! — он провел ногтем по невидимой полоске над замочной скважиной, и чемодан тотчас же раскрылся без единого звука. Вивиан подошла поближе. Сорроу перебирал пакеты. Белье, мыло, бритва, воротнички, носки, платки, гастуки... А это что? Эге!

У Сорроу вырвалось восклицание. Перед ним были две инструкции фашистов и голубой шарик в конверте. Он прочитал их буква за буквой, сложил и кинул на прежнее место. Вивиан стояла рядом с ним, бледная как смерть, неотступно глядя на шарик.

— Вот вам и угрызение совести, — спокойно произнес Сорроу, поднося шарик к носу и двигая ноздрями, как охотничья собака. — Пока вы сочиняете всякие романы, он вас отправит на тот свет не хуже, чем полевого грызуна. Это страшный яд, насколько я смыслю в химии. Это мурра теккота, выжимка из южноафриканского корня. Две-три секунды — и все готово, а лицо покойника искажается до неузнаваемости...

— Мурра теккота! — воскликнула Вивиан. — Так назвал аптекарь яд, убивший мою мать.

Сорроу посмотрел на нее с состраданием. Вивиан была бледнее смерти, губы ее дрожали, глаза уставились на голубой шарик в совершенном безумии.

— Успокойтесь! — повелительно сказал он, тряся ее за плечо. — Сядьте! Тот ли, не тот, — яд предназначен для вас. Они пронюхали, кто вы, и хотят вас убрать. Если вы будете неосторожны, они вас сметут с пути, как соломинку.

Вивиан провела рукой по лицу и стиснула зубы с такой силой, что они скрипнули.

— Этак вот лучше, чем падать в обморок, — одобрил ее Сорроу. — Поищите-ка в ящиках его стола.

Но, прежде чем Вивиан выдвинула ящик, ухо Сорроу, шевельнувшееся, как у собаки, уловило странный шум в стене. Тотчас же он схватил мисс Ортон за руку, потянул ее вниз, и оба притаились под письменным столом, сдерживая дыхание.

Шум повторился. Стена тихо раздвинулась, и оттуда протянулась рука в черной перчатке. Прошло мгновение, другое, третье. Рука шарила по столу, потом раздалось тихое восклицание, и черные пальцы исчезли, мелькнув в воздухе. Сорроу поднялся, как только звуки за стеной замерли. Он был серьезен. На письменном столе, где шарили пальцы, ничего не оказалось.