Егор Красный - Десант времени

5

Тяжелый бронепоезд «Грозный» представлял из себя хорошо вооруженный и бронированный состав. К тяжелому и мощному паровозу было прицеплено восемь бронированных площадок с 6–дюймовыми артиллерийскими орудиями для нанесения эшелонированных ударов по неприятелю и шесть 3–х дюймовых орудия и два десятка пулемета для ближнего боя. На последней платформе было установлено одно 12–дюймовое корабельное орудие — эта и была гордость и небывалая сила бронепоезда «Грозный».

— Ну, что варяги, сегодня судный день придет Орловским Советам народных комиссаров и всей их бисовой родне! — воинственно крикнул корниловский капитан артиллерии Корнеев и отхлебнул из бутыли самогону. Он оглядел несколько белогвардейцев и машиниста, которые находились с ним в головном бронированном паровозе бронепоезда.

— Постреляем славно, Вашескобродие, как подъедем к городу, зарядим наш «уничтожитель» корабельный, да по Советам и комиссарам ка–а-к…. жахнем, — весело засмеялся солдат с безумными и дикими глазами.

— Верно говоришь, постреляем славно… А как расстреляем все снаряды отцепим эту платформу, да пушку взорвем.

— Это почему, Вашескобродие?

— Тяжелая она зараза, мы с этой корабельной пушкой тащиться будем тихо, да и не все мосты нас выдюжат, — сплюнул на железный пол капитан Корнеев. — Да, ты не горюй, вояка, на красных у нас снарядов и патронов хватит. Красные хорошо постарались, видно хотели отправить состав на юг, против Деникина.

— Не много нас, Вашескобродие, десяток только и набралось, кто с пушками дело имел, так что только пять орудий закроем, а на пулеметы надо бы еще людей брать.

— Возьмем с числа арестованных еще человек десять… Думаешь все из них Советы любят?

— А надо бы проверить, — отозвался прапорщик Суховей из Дроздовской дивизии. — Разрешите сходить да проверить, что рабочие с бронепоезда предпочтут: помереть или биться за Отчизну против комиссаров.

— Так, ты думаешь, что они рабочие, а не большевики?

— Да, вроде не похожи на большевиков, господин капитан, они все в рабочей одежде были, ремонты у них шли, — надел на себя белую фуражку с красным кантом прапорщик и поправил кобуру с револьвером. — Стало быть приведу человек десять–пятнадцать, а к ним приставим еще наших для пущего контроля.

— Потом, все равно их к стенке поставим, как наши с отрядом подойдут.

— А что, Вашескобродие, этот чекист продажный Витька Проньков, может и его к стенке?

— Что тебе его рожа не гожа, подъесаул?

— Так вон, бачили, что он душитель был, много людей на небеса отправил до революции.

— Так то было до революции, а сейчас он красных душит, — еще раз отхлебнул самогону капитан Корнеев. — По мне так его тоже к стенке надо… Человек сам себе убийца, где сейчас святых найдешь.

— Нет греха непрощеного, кроме греха нераскаянного, — вставил свое слово бородатый и видно богобоязненный белогвардеец. — Может этот Витька раскаялся.

— Могила его исправит…

Не прошло и получаса, как к головному вагону прапорщик Суховей привел с дюжину арестованных рабочих с бронепоезда. Они озирались по сторонам, думая, что это уловка и их сейчас расстреляют. Но тут из бронированного паровоза показался капитан Корнеев.

— Рабочие, слушаю сюда… Большевицкая власть со дня на день рухнет. Вся Сибирь, Дальний Восток, Тамбов, Воронеж, Екатеринодар, Ростов охвачены огнем, везде уничтожают большевиков и комиссаров. Не пройдет и нескольких месяцев как красных не будет на Руси, — капитан Корнеев достал револьвер из кобуры и поднял над головой. — Я вас спрашиваю, с кем вы хотите быть с нами или с теми иудами, кого даже хоронить не будут?

Шли секунды, но ни кто из дюжины рабочих не проронил и слова, ожидая, что будет дальше. Капитан несколько раз выстрелил в воздух и крикнул прапорщику Суховей.

— Давай, прапорщик, голубчик, разведи их по платформам, пусть еще послужат своей Великой России и Белой армии…

Капитан милиции Григорий Семенов только перестал переодеваться в форму железнодорожника РЖД, когда раздались выстрелы на бронепоезде. Длиннополые шинели с двумя рядами пуговиц, да путейская фуражка, были неудобны для ношения оружия, но с трудом оперативник смог спрятать подмышки широкополой шинели два нагана.

Одевшись железнодорожником, Григорий Семенов оглянул красноармейцев.

— Бойцы, мы должны выполнить приказ и отогнать бронепоезд на юг. Если мы подведем, то нас запишут в предателей и трусов. Вот мы сейчас пойдем с Брылиным и попробуем захватить паровоз. Остальные разделятся на две группы. Одна из них поддержит нас, если будет горячо, а другая захватит депо, где арестованы рабочие и солдаты бронепоезда. Как вы их освободите, бегом на выходную стрелку, мы вас там подберем.

— Ну, с Богом, пошли со мной Василий Брылин, — окликнул Григорий своего помощника. — Без команды не стрелять. Как увидишь, что я выхватил наганы, вали их… Бей сначала по офицерским погонам, ну а по солдатам, если они в тебя стрелять собрались.

— Знамо дело, не промажу, Григорий.

— А я, дядьки? — услышал Григорий плаксивый голос рыжего мальчугана. — Я же вам подмогнул, а вы меня бросаете.

Семенов вернулся к мальчишке и обнял его.

— Спасибо тебе, рыжик, мы как белых выбьем с бронепоезда, а это дело непростое… Да вот возвращаться будем мимо Стиши, так тебе дадим пару гудков — вот ты и выбегай, мы тебя прихватим. Нормально, так будет?

— Смотри же, дядька, не обмани меня, — пустил слезу подросток и бросился обратно под ящики.

Бронепоезд продолжал пускать пар, стоя под парами, впереди паровоза была прикреплена платформа с углем.

— Давай, Казимир, держи паровоз наготове, скоро и наши отряды с полковником Рохлиным прибудут. Тут уж красным несдобровать будет…, — капитан вглядывался вдаль в открытую створку окна в бинокль. Но тут его внимание привлекли два путейщика, которые неторопливо шли к составу, простукивая рельсы.

— Казимир, а эти, что тут ходят? Как будто им Советы платят по пять николаевских рублей в день, А?

— Так, кто их знает, ходют и ходют, чего ж им не ходить, — старый машинист из немцев был не рад, что его белые прихватили из пристанционного дома, где он уже пять лет отошел от паровозной работы и был на пенсии. Но пообещав заплатить, и не расстреливать, они быстро заставили пожилого паровозника одеть валенки в галошах, да ватный тулуп. — Ох, , Вашескобродь, вы бы меня отпустили. Глаза мои уж не видят так как раньше, на что я вам?

— Эй, вы там, что тут делаете, не видите тут бронепоезд военный. — рявкнул на незнакомцев белогвардейский капитан.

Два железнодорожника остановились и не обращая внимания на белогвардейского офицера, что‑то обсуждали меж собой. Один из них рыжеволосый под фуражкой и высокий плечистый парень показался капитану Корнееву знакомым. Но знакомый приступ гнева к рабочему и крестьянскому племени, снова всколыхнул его разум и, выхватив наган, он заорал: