Погасни свет, долой навек - Дарья Алексеевна Иорданская

и удушила его шнуром от звонка. И поделом, скажу я вам. А этот постный господин в одежде пастора – наш прославленный миссионер, преподобный Квентин Гамильтон. Таких дел в Африке наворотил.

Элинор поежилась. Теперь люди, изображенные на портретах, казались ей еще ужаснее. И взгляд их сделался еще страшнее.

– Не все так печально. Видите вон того господина, изрядно похожего на Грегори? Это наш двоюродный дед, Джошуа Гамильтон. Ни в чем дурном не замечен, если не считать того, что его дом едва не обрушился прямо нам на головы. – Дамиан выпустил вдруг ее руку и пошел к лестнице. – Идемте, я покажу вам комнаты.

В спальнях на третьем этаже пахло лавандой и жимолостью. В них царило унылое запустение, однако попадались достаточно уютные, несмотря на общую пустоту и запущенность, комнаты. Элинор, повинуясь настойчивому требованию Дамиана, выбрала ту, на стенах которой были обои цвета слоновой кости, украшенные букетами полевых цветов. У зеркала стояло множество баночек, коробочек и флаконов, ждущих, пока их наполнят разными дамскими бальзамами и духами. Шкаф во французском духе, с затейливыми завитушками, мог бы вместить в себя не только скромный гардероб Элинор, теперь пропавший безвозвратно, но и ее саму. Кровать была без балдахина (Элинор, честно сказать, пугали балдахины), накрытая кружевным покрывалом. На столике стояла электрическая лампа и лежала забытая кем-то книга. Гомер. Пускай Элинор пыталась проявить скромность и благоразумие, эта комната была куда роскошнее, чем она вообще заслуживала.

– Там у окна рукоять, – кивнул Дамиан. – Поверните ее по часовой стрелке, и ставни откроются. И так во всех комнатах.

– Это сделали ради вас? – спросила Элинор прежде, чем успела прикусить язык. Но с Дамианом Гамильтоном почему-то казалось неуместным соблюдать какие-либо приличия. Особенно после всего, что произошло за последнюю пару дней. Она обернулась.

Дамиан стоял, скрестив руки на груди, и разглядывал ее с интересом. Неловко вырвавшийся вопрос он никак не прокомментировал, словно и не услышал.

– Не стесняйтесь. Здесь вы – наша гостья. И не бойтесь ничего. Дом надежно защищен, Катриона постаралась. И он полностью в вашем распоряжении, а я вас покину. Нужно посмотреть, все ли в порядке, я давно здесь не был. Потом не мешало бы озаботиться наймом прислуги. Полагаю, мы здесь застрянем надолго…

Он вышел. Элинор села на кровать, приятно спружинившую, и еще раз осмотрела комнату. Это была спальня леди. Настоящей леди, у которой есть горничные, красивые платья и уйма свободного времени. Элинор не была леди. Она была лишь простой дочерью сельского священника, достаточно умной, чтобы получить образование, и достаточно образованной, чтобы найти себе место гувернантки. Она не заслужила эту комнату – о боже, со смежной ванной! – у нее не было никакого права мечтать о такой жизни, о дружбе с господами, птицами совсем не ее полета; и не было права так вольно разговаривать с Дамианом или с его братом. Она – никто.

Она – инструмент.

Мысль эта пришла откуда-то извне, и Элинор поежилась. Вне всякого сомнения, она здесь, в этой роскошной комнате, потому что Гамильтонам нужна помощь, чтобы поймать чудовище. Потому что она каким-то удивительным образом оказалась способна видеть чудовищ. Элинор разыщет для Гамильтонов чудовище, а они защитят ее. Если только очередной дом не рухнет на их головы. В невольном страхе Элинор вскинула голову, но потолок над ней был белый, лишь чуть тронутый тенями и тенетами.

– Хотите чаю? – Тихий голос оторвал ее от невеселых размышлений.

– Франк?! – короткое имя само собой соскочило с языка, хотя и звучало вопиюще невежливо. Кажется, за пару минут разговора с Дамианом Гамильтоном Элинор окончательно растеряла все свои манеры.

Мальчик, ничуть не задетый обращением, стоял в дверях, глядя на нее с интересом и вместе с тем с какой-то затаенной нежностью и с улыбкой.

– Не хотел вас напугать, мадемуазель. Просто я заварил чай, а из ближайшего ресторана доставили кое-какую еду. Днями мы наймем прислугу, а пока придется довольствоваться этим.

– Спасибо, я… сейчас спущусь… – Элинор огляделась беспомощно. На ней было совершенно пришедшее в негодность вечернее платье, и она была одна-одинешенька в незнакомом месте. Чувство неловкости мешалось с паникой. – Ты не проводишь меня? Я боюсь… заблудиться.

Дом этот был по-настоящему огромен и виделся Элинор зловещим лабиринтом, в котором непременно затаилось нечто жуткое. Франк улыбнулся и галантно предложил ей локоть.

– Сперва этот дом кажется страшным, хотя Maitre утверждает, что он и вполовину не такой жуткий, как замок Гамильтон. Но к нему можно привыкнуть. Трудно становится, если задерживаться здесь надолго. Тогда даже стены давят, а портреты делаются особенно неприятными.

– А вы?.. – Элинор осеклась, потому что и не знала, о чем на самом деле собирается спросить.

– Мы путешествуем обычно, – охотно ответил Франк. – Еще несколько дней назад были во Франции: Maitre – где-то на юге, а я – в Париже. Maitre устроил меня вольнослушателем в школе Хартий[25]. Но мистер Гамильтон прислал сообщение, и Maitre поспешил в Лондон и вызвал сюда меня. Хотя, знаете, они ведь двадцать лет не общались…

– Два… двадцать?! – Элинор остановилась на пороге и изумленно посмотрела на мальчика. – Двадцать?! Им тогда было, должно быть…

– Двенадцать. – Дамиан посмотрел мрачно на Франка, быстро прикусившего язык. – Мне было двенадцать, Грегори шестнадцать, и это очень долгая история. Садитесь. Вы, надеюсь, любите пирожки и сэндвичи, в любом случае по соседству больше ничего стоящего не готовят. Как твоя комната, Грегори?

– Будто мне все еще девять, – проворчал мистер Гамильтон. Со всей галантностью он отодвинул стул и помог Элинор сесть к накрытому наскоро ломберному столику. – В твоей все еще стоит та железная дорога?

– Она на чердаке. Последнее крушение нанесло ей непоправимый ущерб. – Дамиан с улыбкой сел напротив Элинор. Он был в темных очках, и это вызывало смутное беспокойство. Приходилось напоминать себе, что яркий свет вредит его глазам. И что ж, по крайней мере, она не сидела касаясь его локтем.

Некоторое время все четверо ели молча, и Элинор себя чувствовала престранно. С одной стороны, на нее накатывала паника, потому что ситуация была неестественной и просто неприличной. С другой стороны, ее будто бы приняли в некий тайный клуб, мужской или, скорее, мальчишеский. А она… Как знать, не стала ли она на самом деле причиной всех бед этого семейства?

– Мистер Гамильтон, – переборов наконец неловкость, решилась спросить Элинор, глядя на старшего из братьев. – Почему конкретно я здесь? Что вам от меня нужно?

– Вы здесь для бесчеловечных экспериментов, – ответил со зловещей улыбкой Дамиан, и, кажется, сразу двое пнули его под столом.

– У