Ночь упырей - Анастасия Александровна Андрианова

– Главное, сумей им воспользоваться, – не удержался от ворчания Смородник. – Но не думай, что будешь ходить по упыриным местам одна. Это опасно. Как и ты, – он указал на Варде, – не надейся, что я сниму огни. Тебя чуть не разорвали товарищи по стае, без огней они будут рады вышвырнуть тебя из дома и свободно пользоваться вашим болотным проходом.

Варде скривился и открыл рот – наверняка чтобы огрызнуться, но встретился взглядом с Мавной и понуро опустил голову.

– Проясним несколько вопросов, – продолжил Смородник деловым тоном. – Ваш молодняк не высовывается зимой из-за льда на болотах, тогда как высшие могут охотиться. Но не могут проносить под болота кровь, так? Только живых доноров. А проход в этом доме тоже перестаёт функционировать?

– Зависит от температуры. В сильный мороз под люком тоже промерзает.

– Принято. Выше тысяцких только болотный царь, так?

– Так.

– И он никогда не выходит из болот?

– Никогда. Но его никто из наших не видел. Это какая-то… Эфемерная хтонь. Нет смысла пытаться на него выйти.

Смородник быстро записал всё в заметки. Варде немного попыхтел и выпалил:

– Зачем ты это спрашиваешь? Вас же наверняка учили в ваших чародейских училищах. Вы о нас всё уже знаете.

– Проверял.

– Меня или себя?

– Всех сразу.

– Мальчики… – предостерегающе протянула Мавна. – Не рычите, пожалуйста, и не смотрите друг на друга, как голодающие на курицу гриль. Мы договаривались.

Она снова принялась ковыряться в кухонных шкафчиках, приподнимаясь на носочках и отчаянно вытягивая шею, чтобы что-то рассмотреть. Свет, а ведь и правда, как живут эту жизнь люди невысокого роста? Если подумать, то каждый их день полон испытаний.

– Я покупала тебе конфеты. Все съел?

Варде выдвинул ящик и достал пакет с цветастыми батончиками.

– А, точно.

Конфеты со стуком посыпались в тарелку.

Смородник глотнул чаю: даже пять кусочков сахара, без уточнений подсыпанные в его чашку Мавной, не спасали от илистого привкуса на языке. Мерзкое пойло в мерзком жилище. Ну, хоть конфета не успела покрыться плесенью.

– Как у вас становятся тысяцкими? – спросил он у Варде. – Нужен какой-то ритуал? Или… место? Ваш проход под болота имеет какое-то значение?

Упырь округлил глаза, вцепившись в свою чашку обеими руками.

– Я… Не знаю. Я всегда избегал этих знаний. Не хотел вникать. Держался в стороне, пытался вести себя как человек с… небольшими особенностями организма. Но они приходили сюда. Ходили вокруг, а огни их не пускали. Может, наш люк нужен для стабильности, отец ведь и зимой им пользовался. А для тысяцкого… Кажется, нужно одобрение всех стай округа. То есть тысячи. И голоса десяти сотенных.

– Тот ваш нежак… кажется, Калех… метит в тысяцкие, так? Как думаешь, есть у него шансы?

Варде неопределённо дёрнул плечами. Весь его вид бесил Смородника до белого каления: нерешительный, хилый, скользкий. И что Мавна в нём нашла?

– Есть, – буркнул Варде. – Его многие уважают. Он обещает жить более свободно и не скрываться. А осенью всегда недовольство обостряется, потому что всех заставляют усиленно запасать кровь для молодняка.

– Как скоро он может прийти к власти?

– Понятия не имею. Наверное, может объявить себя тысяцким и дожать несогласных.

– Отлично. Не будем ему мешать.

Смородник допил чай большим глотком и поставил кружку на стол. Мавна молча наблюдала за разговором, приоткрыв рот, и глаза у неё были встревоженно-блестящими.

– А отец? – Варде поднял на Смородника водянисто-зелёный взгляд.

Тот отмахнулся:

– Разберёмся по ходу. Будем искать. Ты попробуй понять, что им надо вокруг твоего дома. Не только же надрать твою тощую задницу, верно?

Мавна подперла щёку кулаком и вздохнула, глядя на них обоих. У Смородника сжалось горло, пришлось отжать чайный пакетик в кружку и глотнуть заварку.

– Ой, Смонь, сейчас ещё налью, – засуетилась Мавна, заметив это.

В кружку полился кипяток и шмякнулся свежий чайный пакетик. Следом нырнули новые кусочки сахара.

– Спасибо. – Он хотел благодарно тронуть её за руку, но постеснялся.

Варде хмуро поджал губы, наблюдая за ними.

– Мне страшно оставаться одному, – хмыкнул он, шмыгнув носом, и уставился на скатерть, ковыряя её ногтем. – Твои огни, другие нежаки. Я не понимаю, что происходит, и кажется, что схожу с ума. Может, кто-то со мной останется? – голос Варде стал глухим, и Смородник понял: ему стыдно. Стыдно просить остаться с ним, но страшно быть в одиночестве и неизвестности.

С неприятным потрясением Смородник начал осознавать, что сочувствует упырю. Не в полную силу, конечно, но что-то вдруг показалось ему знакомым. Знал он ещё одного такого же мальчишку, который за много лет так и не стал своим – вечно всем чужой, но без бездонных зелёных глаз и щёлкающий зубами даже в сторону рук, которые пытались его погладить.

Да уж, и у врагов может быть что-то общее.

– Давай завтра, – буркнул он. – Возьму кое-что. Сегодня пока сам последи. Может, выяснишь что-то. Держись, упырёк.

Варде грустно закивал:

– Ладно.

Смородник, сам себе удивляясь, ободряюще тряхнул Варде за плечо. Тот кисло улыбнулся.

– Ой, мальчики, – вздохнула Мавна.

– Пошли. – Он встал и кивнул к двери. – Отвезу тебя домой. А то Илар будет волноваться. Поздно уже.

* * *

Улица перед общежитием в ночной час была пустынной и звеняще-тихой. Снег закончился, усыпав тротуар льдистой мукой, и у расписанной граффити входной двери с кодовым замком Смородник заметил знакомую фигуру и шикнул ругательство сквозь зубы. Он бы всегда узнал эти стройные ноги на высоких каблуках и ярко-рыжие гладкие волосы. И почему из всех обитателей общаги его угораздило столкнуться именно с ней?!

Он натянул капюшон пониже и попытался быстрее набрать цифры на двери, но Лунница, стряхнув пепел с сигареты, хрипло его окликнула:

– Эй! Не убегай. Курить есть?

– Нет, – буркнул Смородник. – Ты уже куришь.

– А дома? Мне бы пачку до завтра. На утро не хватит. Выручишь?

Дверь открылась с тихим автоматическим писком, Смородник рванул её на себя и остановился. Просьба Лунницы зародила в нём сомнения. Пару секунд назад он был уверен, что проскочит мимо неё, не удостоив даже кивком, но в её тоне слышалась искренняя просьба, а Смородник не понаслышке знал, что такое остаться без сигарет.

Он хмуро посмотрел на неё, тонко-красивую в свете фонарей. Хотел огрызнуться: мол, не осталось мужчин, у которых ты можешь попросить сигарет? Но не вышло. Он бы непременно сказал что-то язвительное, если бы в груди до сих пор сидел острый крюк посреди гноящейся раны. Но с удивлением Смородник понял: нет, уже не больно. Пусто там, где скреблось и кололо.

Наверное, это был первый случай в его