Сергей Гомонов - Пари с будущим

Кстати, надо сразу же проверить «аську»! Наверняка есть какие-то известия от Вольдемара!

Заранее приготовившись к вдыханию чесночных миазмов, я шагнул в подъезд, и едва входная дверь за мной замкнулась, из-за внутренней в полутьме выступила приземистая и широкая мужская фигура.

— Говорил я тебе, что найду, падла? — прошипел голос, по которому я узнал австралопитека из «Неоновой барракуды».

Я успел лишь инстинктивно отпрянуть. Всего ничего.

Щелчок, глухой удар, совпавший с огненной болью в правом боку… и что-то горячее обволокло всю правую сторону тела… И я вижу бетонную плиту пола близко-близко… это потому что стою на коленях… Зачем? И уже не больно… только не могу вздохнуть…

«Джей Рам!»[4]

И ладонь упирается во что-то холодное и мокрое. Хлопает за спиной дверь. Где-то рядом… или очень далеко… где-то играет знакомая музыка… Ленка… Да, это музыка моего телефона, настроенная на Ленку… Ленку? Все плывет, сознание путается…

«Джей Рам! Если я умру от болезни, а не от пули, то не считай меня Учителем, Ману!»

«Держите его! Это он стрелял в дедушку!»

«Ты не виноват, твою руку направило невежество. Ты не виноват, а я должен был уйти именно так! Прощай и постарайся жить теперь чистым. Я прощаю тебя!»

Левым боком я чувствую твердый пол и холод, но не вижу больше ничего, кроме напуганных смуглых лиц. Удар и слабый отголосок боли в костяшках безвольно упавшей руки.

«Джей Рам!»

По ту сторону стены

Я блуждал по лабиринтам коридоров Чертова сарая. Мне необходимо было что-то отыскать, но я лишь плыл в полутьме, потерявший самого себя.

«Что, если извлечь его сейчас?» — женский голос.

«Вспомни, что получилось со мной. Нет, это исключено. Связь ослаблена до минимума и грозит разрывом. Девяносто девять шансов против одного, что он еще и потеряется в переплетениях вероятностей, — мужской. — Следи за состоянием, работаю».

«Я тебе уже говорила, Шива, что вы с ним одинаковые безумцы?»

«Да. Много раз. Не отвлекайся».

Сквозь эти голоса в духоту склепа прорывался стеклянно-металлический лязг, раздражающий писк, переходящий из ровного свиста в отрывистые сигналы, короткие фразы незнакомых голосов.

Я брел по коридорам с черными обгорелыми стенами и грязными потеками на остатках оконных стекол, я брел по усыпанному штукатуркой полу… Я брел…

— Давление снова падает!

— Да, это потому что опять кровотечение. Ненавижу четвертую группу! Ненавижу! Еще ни разу не было без сюрпризов с четвертой!

— Сколько уже влили?

— Пятый контейнер пошел. И понадобится еще.

— Ставь сто сорок тыщ «контрикала».

— Трех часов не прошло с предыдущего.

— Выбирать не приходится. Давай, пока кровь везут. Скоро подъедет Александр Михалыч…

— Черт, все вены черные!

— Руки у вас кривые, вот и вены черные. Вводи через катетер.

Слова, которые я слышал, оформлялись у меня в облачка неведомых букв, собиравшихся в тучки слов и проливавшихся мне на голову болью, удушьем и дурнотой. Меня тошнило. Хотелось, чтобы они все заткнулись и перестали насылать на меня эти тучи.

Тихо похрустывала штукатурка, тикали часы, а бабушкин барометр, возникавший во всех углах усадьбы, упрямо предвещал бурю.

«Этого паскуду-ятту ищут, Савитри?»

«Уже почти нашли, но устранить его физически, как прошлого, увы, не удастся. Он поймал момент, когда Агни качнул весы»… — прошептал женский голос.

«Как же меня бесит эпоха, в которую добрые дела наказуемы! Как же она меня бесит, Савитри! Вот вычеркнуть бы ее из истории! В темпоральную петлю ее — и забыть! Они зовут ее эпохой Кали, представляешь?! Они зовут ее эпохой Кали! Они даже не представляют, что несут!»

«Шива»…

«Да?»

«А если нам просто вернуться к исходной? Там, где маркер»…

«Диско-болл?»

«Ну да»…

«Хм… Это было бы выходом, если бы конфликт не зародился раньше».

«Да, я не поймала их первое столкновение».

«Мы не можем вмешаться в уже начатый процесс. Если бы ты не затерла прошлый маркер, что на набережной»…

Женщина вздохнула:

«Да, ужасный промах. Я переориентировала его для повышения точности, но эта проклятая вариативность»…

«Теперь не о чем сожалеть, Савитри. Как там его состояние?»

«Критический пик. У тела-носителя тромбоцитопения или близко к тому».

«Работаем, Савитри, работаем!»

Я видел то, что видят эти двое. Странные, множащиеся микросхемы, молекулярные скопления — затем рывком выход в черный вакуум, мириады звезд, стремительное перемещение — затем черная дыра, переход… микросхемы, молекулярные цепи… Еще сильнее кружилась голова и мутило.

Пить! Господи, как же хочется пить! Воспаленные стены Чертова сарая напоминают мне пустыню Тар. Я увяз в штукатурке, и она, точно солончаковый нанос, затянула меня по пояс. Я не мог пошевелиться. Больно-то как, господи!

Кто-то стонет. Это я?

— Кровь привезли!

В окно влетает крылатая тень и, набрасываясь на меня, остервенело рвет крючковатым клювом правый бок. Мне бы закричать, но нет сил, и только воздух с шипением покидает грудь, опаляя сухую гортань.

— Александра Михалыча зовите. Давление снова падает.

— Кровотечения нет.

— А давление падает…

Кто-то там все время что-то кричит… кто-то стонет… Это мучительно! Замолчите уже, дайте мне спокойно уйти!

«Шива, началось расслоение!»

«Вижу. Надевай манипуляторы!»

«Ты пойдешь? А если…»

«Савитри, никаких «если». Поняла меня? Молодец. И держи виман в этой зоне, максимальное отклонение — десять градусов!»

Штукатурка сыплется и сыплется с потолка, погребая меня. Вдруг все сводит спазмом невыносимой боли.

— Это агония! Александр Михалыч! Скорее!

— Двадцать один тридцать три! Быстро запишите! — громкий и повелительный мужской голос. — Да хоть на нем пишите! Вика, «мезатон». Миллилитр, в мышцу, и быстро!

Что-то тяжелое сдавило грудь. Отпустило. Снова сдавило. Отпустило. Спазм. Ощущаю, как дергается мое тело. Да-да, мое тело под насыпью штукатурки в Чертовом сарае… Спазм. Бух-бух… Бух-бух… Чьи-то руки, давившие на грудную клетку, наконец отпускают меня. Бу-бух-бубубух… бу-бух-бубубух…

— Завелось?

— Вика, этот катетер введи под ключицу. Ну что я вас — учить тут всех должен?!

— Хорошо, Александр Михалыч!

— Двадцать один тридцать восемь. Отметь и это!

Голоса уплывают. Я парю среди ослепительно-белого сияния. Как хорошо! Наконец-то я там, где должен быть — наконец-то я дома…