Князь мертвецов (СИ) - Кирилл Кащеев

следует знать, что деле участвуете вы. Хватит, что я знаю, — довольно закончил он.

Как же приятно чувствовать себя великим интриганом, держащим в руках нити сложнейшего предприятия, и использующего всех как марионеток. Когда только ты — знаешь всё, а все остальные — не знают даже о существовании друг друга. А уж тем более не знают, что за сложной интригой с железом прячется еще одна — сложнейшая, направленная против Лаппо-Данилевских. Любая правильная интрига должна обязательно содержать второе и третье дно, а настоящий ловкий интриган — преследовать не одну, а несколько целей. И он, Дмитрий Меркулов, докажет, что он достойный выученик светского общества… если, конечно, для начала придумает, как доставить железо в город так, чтоб никто не заметил и не перехватил. Иначе вся его великая сложная интрига превратиться в дурь зарвавшегося мальчишки!

— Я буду вам признателен, если вы продолжите присматривать за господами заводчиками. — Митя прощально кивнул и быстрым шагом направился в сторону дома Шабельских. Постоял на противоположной стороне улицы, внимательно разглядывая окна с одинаковыми портьерами — там, как он знал, были комнаты сестричек. Подумал немного и направился к черному ходу. Судьба у него нынче такая: ходить через черный ход.

Там ему повезло больше — не прошло и пяти минут, как в конце улицы показалась прислуга Шабельских, Одарка. Наряженная в любимую вышитую сорочку и тесноватую для ее пышных телес жакетку, Одарка гордо плыла впереди плюгавого мужичонки, нагруженного так, что между пучками петрушки из одной корзины и свернутым отрезом ткани из другой, проглядывала лишь его красная от напряжения лысина.

— Ой, тож мой найлюбименький паныч! — радостно возопила Одарка, бросаясь к Мите будто тот был ее давно потерянным и внезапно обретенным сыном. — А шо вы тут робыте? — протянула она, любовно оглядывая Митю, и тут же скуксилась, будто норовя заплакать. — Ой! Це тому, шо пан Шабельский вас до панночки Зиночки пускать не велел?

— Родион Игнатьевич? — пытаясь вывинтиться из объятий Одарки, пропыхтел Митя.

— И правда не велел? — а он считал, Даринка выдумала. — Дарья Родионовна его попросила?

— Ну вы, паныч, скажете! — искренне удивилась Одарка. — Панночка Даринка, звычайно ж, поважная ведьма, так то больше среди простых людей. А у батьки с мамкой, да братца старшего, к ней аж ниякого уважения не имеется, командуют, як хочут. Она, бывает, упирается, бо панночка у нас тоже не без гонору, да только завсегда их верх. Вот старшая панна-ведьма Шабельская, тетушка покойная, шоб ей под адским котлом дров поменьше, да смолу пожиже… От она командирша была, всё семейство у ней по струнке ходило. Так она ж ведьма старая была, досвидченная… А нынешняя шо — двенадцать годочков! Тоже мне — ведьма! Дитё горькое. То паныч Петр сказал, шо вы панночек того… котро… копро… копрометуете, ось! Так шо благодарить вас велено, але до панночек Зиночки да Лидочки вам не можно.

— Вот как… — протянул Митя.

Это было неожиданно. Наслушавшись легенд про ведьм Шабельских, Митя уже представлял, как Даринка командует своим семейством в меру детского разумения, но у Родиона Игнатьевича в семье все было традиционно. Тогда получается, потратить взятую с варягов добычу на бал и альвийский шелк для сестер придумала вовсе не Даринка?

— А записку передать?

— И не просите, паныч! — отрезала Одарка. — жалко мне вас, але ж так-то оно неправильно будет. Пан велел — не можно, значит, не можно!

— Да не Зиночке! И не Лидочке! — он торопливо вытащил крохотный блокнотик с золотым карандашиком, из подарков бабушки-княгини. Даже сейчас не удержался, чтоб мгновение не полюбоваться прелестной вещицей. Принялся торопливо царапать записку.

— А кому? — удивилась Одарка.

— Даринке, — Митя свернул записку и сунул его в пухлую ладошку прислуги.

— Тю! — Одарка держала записку на вытянутой руке, как дымящуюся бомбу. — вы що, паныч, решили до всех панночек Шабельских залыцятыся17? А чого з конца пишлы? Наступная — панночка Ада!

— Un biglietto, eccolo qua!18 — вдруг громко и совсем не мелодично пропели у Мити над ухом, и тонкая рука в перчатке выхватила записку из пальцев Одарки. — Ну-ка посмотрим, что здесь! — и неслышно подкравшаяся к ним Лидия отбежала в сторону.

— А говорят, мы плохо воспитанные, — задумчиво сказала Капочка (или Липочка), а ее сестра-близнец столь же задумчиво покивала.

— Откуда вы здесь? — только и смог спросить Митя, растеряно поглядывая то на черный ход, то на всех семерых сестричек Шабельских, включая Даринку, с напряженным интересом взирающих на него.

Ответила ему Ада:

— Хотим вернуться домой так, чтобы наш брат Петр не заметил. что мы ходили в лавку, — в руках у каждой из сестриц и впрямь были покупки — у Ады перевязанная шпагатом стопочка книг. у Алевтины огромный — чуть не в ее рост — свернутый конусом кулек из оберточной бумаги, насыпанный конфетами. — Лидия! Немедленно верни Мите записку! — голос третьей по старшинству сестры стал угрожающим, стеклышки пенсне зловеще блеснули.

— Верни! — воинственным писком поддержала ее Алевтина. — Она не твоя!

— Откуда ты знаешь, может, как раз моя? У меня сохранилось немало Митиных писем, — бросила Лидия, отступая еще дальше, чтоб не дотянулись, и принялась разворачивать записку.

— Отдай, кому говорю! — насупившаяся Алевтина сунула свой сверток близняшкам и широко растопырив руки, ринулась к сестре.

Взмахнув пышным подолом, Лидия с хохотом увернулась и подняла записку на вытянутой руке, чтоб сестра не дотянулась.

— «Нужно срочно увидеться по нашему делу», — запрокинув голову, торопливо зачитала Лидия и презрительно поглядев Мите в лицо, скомкала записку в кулаке. — Ни ко мне, ни к Зинаиде у вас, Дмитрий Аркадьевич, никаких дел быть не может! Зинаида! — Лидия напористо повернулась к сестре. — Что папа сказал?

Застывшая в отдалении от сестер Зиночка опустила голову и уставилась на выглядывающие из-под юбки носки своих туфелек.

— А вы ему и не нужны! — выпалила Алевтина. — Дуры две!

— Алевтина права, — сказал бледный от унижения Митя.

При звуке его подрагивающего от гнева голоса Капочка и Липочка переглянулись с видом: «Сейчас что-то будет!». Запустили пальцы в Алевтинин кулек и принялись дружно жевать, не сводя глаз с разворачивающегося перед ними представления.

Лидия и Зинаида одинаково гневно обернулись к нему, а Митя тонко усмехнулся:

— Я пришел вовсе не к вам, Лидия. И даже не к вам, Зинаида. Я пришел к Аде. Проводить ее на некий… кружок.

Ада сдвинула пенсне на кончик носа, и близоруко щурясь, воззрилась на Митю поверх стекол.

Лидия деланно рассмеялась:

— Какая нелепая выдумка! Думаете, мы поверим, что вам вдруг стали интересны Адины обоже — все эти борцы за сирых и убогих? Ха-ха-ха,