Сергей Снегов - Прыжок над бездной (сборник)

— Все это и надо будет исследовать, — подытожил Рой обсуждение. — Но это уже не наша забота. Наш вывод — замечательное, но грозное открытие Ивана Томсона надо временно прикрыть, пока у нас не появится гарантия полной безопасности. Нужно сообщить Агнессе о результатах расследования. Кто пойдет снимать с ее души ощущение собственной вины и вины Рорика?

— Ты, конечно, — поспешно сказал Генрих. — Ты ее расстраивал своими вопросами, ты теперь и успокой.

— Пойдешь ты, — строго сказал Рой. — Я ее расстраивал, верно, но вины на мне перед нею и Рориком нет. А ты подозревал их заранее, до проверки запальчиво доказывал их вину. Пусть твое объяснение будет твоим извинением.

Когда брат разговаривал таким тоном, спорить с ним было бесполезно.

…Генриха ввели в палату, когда Агнесса спала. Врач хотел ее разбудить, Генрих попросил не делать этого. Он молчаливо сидел в кресле перед кроватью и терпеливо ждал, пока больная проснется.

В истории болезни — Генрих просмотрел ее — было отмечено быстро прогрессирующее выздоровление после тяжелого нервного потрясения. Генрих думал о том, до чего прогнозы расходятся с впечатлением. Болезнь так изменила девушку, что он не узнал бы ее, встретив на улице или в институте. За несколько дней, что он не видел ее, она еще похудела, у нее обнажились скулы, заострился нос, кожу на лбу, прежде очень гладкую, прочерчивали морщины, новорожденные морщинки разбегались от глаз. Прогноз был утешительный, вид — страшный.

И еще Генрих с удивлением думал о том, что, несмотря на все изменения, одно в Агнессе сохранилось: ее красота. Это было странно, почти непредставимо. Прежняя красота Агнессы складывалась из черт, гармонично сочетавшихся между собой, в ней все было прекрасно: глаза и губы, лоб, волосы, шея, руки, фигура… Сейчас все было искажено, каждая черта казалась в отдельности почти уродливой. Всего уродливей были исхудавшая шея и истончившиеся руки; тело, скрытое одеялом, Генрих не сомневался, тоже потеряло прежнюю гибкость и стройность. Но все это, такое некрасивое в отдельности, складывалось в образ иной, чем прежде, но не менее совершенной красоты.

Генриху стало страшно, у него гулко забилось сердце. «А ведь Иван видел ее, вероятно, такой, он предугадывал такую Агнессу в той, прежней, подумал Генрих. — Недаром она представлялась ему единственной в целом мире…»

Веки Агнессы дрогнули. Она повернула голову к Генриху, всмотрелась в него.

— Вы опять? — прошептала она. — Для чего?

— Мне поручено информировать вас об итогах расследования, заторопился Генрих. — И прежде всего хочу с радостью сообщить, что вам незачем винить себя в гибели Томсона. И Рорик тоже не виноват, все было иначе, чем вам вообразилось!

Он рассказал об итогах расследования. Она стала плакать. Рыдания все сильней сотрясали ее тело, она отвернула голову, уткнулась лицом в подушку. Растерянный, Генрих замолчал.

— Зачем мне это все это знать? Зачем?.. Зачем?.. — повторяла она сквозь слезы.

Подождав, пока она немного успокоилась, он грустно сказал:

— Мне показалось, вам будет легче, если вы узнаете…

Она с болью прервала его:

— Как мне может быть легче? Неужели вы думаете, что я лгала, когда сказала Томсону, что люблю его? А его нет! И уже никогда не будет! Не надо, не надо!

ТЯЖЕЛАЯ КАПЛЯ ТЩЕСЛАВИЯ

Рой, конечно, не согласился бы заняться распутыванием загадочной смерти Ричарда Плачека, если бы не был другом Армана. В Столице функционировали идеально оснащенные лаборатории Охраны общественного порядка, установление обстоятельств гибели любого человека являлось их прямой обязанностью. Иногда Рой с Генрихом помогали следственным лабораториям, но лишь когда имело место какое-то странное физическое явление, в природе которого работники охраны не могли разобраться. Самоубийство Плачека, как считал Рой, к таким случаям не относилось.

Но Арман, три дня дежуривший у постели Плачека, когда медики боролись за его жизнь, был так подавлен, что Рою захотелось утешить помощника. Арман сидел у пульта, не начиная подготовленного эксперимента — в лаборатории братьев в эти дни изучался гравитационный пробой пространства, — и вяло просматривал запись вчерашнего опыта. Рой понимал, что Арман не видит ни одной цифры.

— Поговорим, — сказал Рой. — Я не собираюсь тебя утешать. Смерть есть смерть. Ричард сам захотел уйти из жизни.

Арман покачал головой:

— Он не хотел уходить из жизни, Рой. Я хорошо знал Ричарда. Среди моих друзей не существовало большего жизнелюба.

— Сколько я знаю, он сказал своему ассистенту: «Меня больше не будет!», — капнул в ухо какое-то снадобье и умер.

— Впал в беспамятство, Рой.

— Да, я знаю, он несколько дней бредил. Яд оказался из медленно действующих.

— Был ли это яд? — задумчиво сказал Арман. — Все дни я мучаю себя вопросом: был ли это яд?

Рой пожал плечами:

— Но ведь определить это проще простого. Снадобье, которым он отравился, сохранилось?

— Целая ампула.

— Надо сделать анализ.

— Сделали, конечно.

— И результат?

— Безвреднейшее химическое вещество! Правда, структура молекулы очень сложная, но это второстепенно, раз доказано, что токсического действия препарат Ричарда не имеет.

— На ком производились контрольные опыты?

— На животных. Собаки, кролики, обезьяны…

— То, что безвредно для животного, может оказаться смертельным для человека.

Арман странно посмотрел на Роя:

— На человеке препарат тоже опробовали.

— На ком? Неужели ассистент Плачека решился…

— Нет. Решился я. Вчера вечером я влил себе в ухо каплю препарата Ричарда.

— Ты сумасшедший. Когда ты разучишься считать себя полигоном для диких экспериментов? Ну, и каков результат?

— Как видишь, я жив.

— Полужив. Еще не видел тебя таким вялым.

— Во всяком случае, это не следствие моего поступка. Препарат совершенно безвредный. Для меня, по крайней мере.

— Но для Ричарда он стал причиной смерти. Этого ты не будешь отрицать?

— Не буду. И вот здесь загадка. Почему безвредный для других препарат мог погубить Ричарда? Для чего он принял его? Чего хотел добиться?

Рой задумался.

— Насколько я понимаю, ты не веришь в самоубийство Ричарда?

— Я просто знаю, что самоубийства не было.

— Смелая гипотеза! Она противоречит медицинскому заключению.

— Медицинское заключение основывается на схеме поступков Ричарда: то-то сказал, то-то сделал, то-то получилось. Но это внешность. Меня занимает суть.

— Суть далеко не всегда противоречит внешности.