Иван Калина - Ворота Лешего

– Баню бы истопить, вымыть его, – сказала бабка, как будто говоря не про пса, а про Макса. И он почувствовал свое присутствие рядом с ними. Как часто это бывает во снах. Невозможное возможно. Было так хорошо. Как будто он наконец-то вернулся домой.

Медленно сквозь сон перед ним стал прорезаться лес. Нет, нет, он не хотел просыпаться. Он хотел навсегда остаться там, где его ждут и любят. Но Макс заставил себя двигаться. Пополз вперед, к нагромождению камней. Его трясло. Сначала он думал, что это от холода, но потом понял, что дрожала земля. Она тряслась так, что Максу казалось – из него вот-вот выскочит душа. Он обхватил себя обеими руками, будто этим мог противостоять злой силе. Сомнений не было, он попал на какое-то сакральное место. Вокруг выл ветер, и на его фоне неслись слова на неизвестном ему языке. Заклинания, нашептывания, вскрики и взвизгивания. Он со всей силой прижался к земле, она должна ему помочь, она – матушка. И ухо его стало различать завывания, смертельные крики людей, что-то вроде молитв и просьб. Он попытался подняться, идти, но встречный ветер сбил его с ног, он споткнулся, упал.

Открыл глаза и увидел ее, женщину из снов, его галлюцинацию и мираж, духа из могилы в разрушенной деревне. Сейчас она уже не висела полупрозрачной в воздухе, а была на вид более телесной. Почти такой же, которая села в его машину. Женщина присела рядом на корточки, подала ему руку. Макс ухватился за нее. Ему даже показалась ее ладонь теплой. «Кто ты?» – спросил Макс, едва выговаривая слова. Женщина улыбнулась и уставилась ему прямо в зрачки. Макса заметно отпустило – он дрожал, но его уже не колотило как в припадке. Пот покатился по лбу, а он все держал зрительный контакт с ней. И все больше успокаивался. Уже едва вздрагивал, мышцы начали приходить в себя. Он открыл рот, и с губ сорвалась фраза, абсолютно ему незнакомая, на каком-то неизвестном ему языке. Следом сорвалась вторая, длиннее. Макс не сопротивлялся, он дал словам зарождаться где-то в глубине его существа и выходить наружу. Он понимал, не зная, каким образом, что это проснулась генетическая память. Это не он, это говорят его предки. И чем спокойнее и увереннее оказывался он, тем тоньше становилась женщина, давая ему силы, сама она как бы таяла, и постепенно пропала совсем. Последней растаяла ее ладонь, зажатая в руке Макса.

Он встал на ноги и уверенно пошел вглубь островка. Там, точно посередине, в обрамлении мелких собратьев, возвышался большой, порядком выщербленный камень. Макс подошел и положил руки на камень, туда, где были отпечатаны чужие ладони. И камень принял его. Принял как родное дитя и начал превращать его в свое подобие. Как в замедленной съемке человек стал окаменевать – сначала кисти рук, потом камень побежал вверх, к локтям, перекинулся на суставы предплечий. Захватил его грудную клетку, потек к животу и шее. Только не это! Только не превратиться в статую самому себе! Макс с силой, которая еще оставалась в ногах, уперся ногой в камень, всю тяжесть перенеся на спину. А потом оттолкнулся. И медленно-медленно начал заваливаться назад, отпочковавшись от камня.

Нужно было согреться, сбить магию камня. Он лихорадочно загребал руками и собирал вокруг себя сучья, лежа на спине и не в силах перевернуться на живот. Что-то осталось между его пальцев, как между зубьями граблей. Он поднес к лицу жидкий пучок прутьев, чудом занесенных сюда ветром с деревьев, стоящих относительно далеко. Только чем их зажечь? Не было абсолютно ничего под рукой. И даже если допустить, что сучья были бы сухими, и он смог бы добыть огонь путем верчения как первобытный человек, руки все равно не слушались его.

Макс, чувствуя тупую беспомощность, со злостью стал бить кулаками с зажатыми в ней сучьями по земле. Физическая боль придала ему энергии. «Загорайся! Загорайся, ты, кучка бесполезных деревяшек!» – заорал Макс. Он сжимал сырые ветки, как будто старался выжать из них всю влагу, не замечая, как из-под окаменевших пальцев течет кровь. Он вел себя как полубезумный и тем не менее, тихий шорох немедленно привел его в чувство. Макс в удивлении раскрыл рот – пучки веточек задымили. Сначала дымок завился чуть слабой ниточкой, потом – сильнее, и вдруг ветки вспыхнули ярким пламенем. Белесый пар облаком выстрелил вверх и мгновенно растворился в предрассветном воздухе. Ветки одна за другой, как по мановению волшебной палочки со свистом разгорались, разбрасывая кучи искр. Ветки догорали и камень сходил с человека, как отступающий ледник.

Время летело, он его не замечал. Он вообще ничего не замечал вокруг – ни холода, ни одиночества. В конце концов, он выбился из сил и заснул рядом с камнем.

А к утру, измотанный и обессилевший, Макс, не плутая, как будто перед ним была проложена тропинка, вышел к Сосновке. Вот они, ворота лешего, про которые говорил горбун. Только было одно отличие его от тех, кто выходил сюда раньше: он хоть и был измотан, но находился в здравом рассудке.

Макс зашел в домик орнитолога, не зажигая огня, чтобы не разбудить старика. Внутри было уже заметно светло. Он сразу обратил внимание, что в помещении все перевернуто вверх дном – здесь будто прошелся ураган. Похоже на то, что кто-то что-то искал, уже не заботясь о последствиях. А потом Макс заметил это. На полу лежал мертвый орнитолог. Стало понятно, что Илье Васильевичу уже ничто не поможет – по его мутному открытому глазу полз таракан. Как вспышка пронесся в голове день накануне, как он так же ворвался в дом, стал звать старика и увидел эту картину. Он еще тогда знал, что орнитолог умрет. Только нет, не умер он… Макс наклонился над трупом – из груди старика торчала ветка осины. Она была глубоко загнана внутрь грудной клетки. Как такое возможно? Это какой силой нужно обладать, чтобы воткнуть ветку в тело? По спине Макса побежали холодные мурашки. Это убийство, сомнений нет. Но за что? Кто?

Рюкзак Макса валялся в углу, раскрытый и разворошенный. У него не было сил чему-то удивляться и чего-то опасаться. Эмоции странным образом ушли, остался только голый рассудок, который подсказывал ему, что здесь оставаться небезопасно. Макс наскоро помылся водой из-под умывальника, переоделся в сухую одежду. Не мог отделаться от мысли, что это как-то дико – заниматься таким обычным делом в присутствии трупа. Но выхода не было. Нужно было поскорее уезжать подальше от этой деревни, где ему, похоже, были не очень-то рады.

Во дворе заскрипела и хлопнула створка ворот. Макс насторожился. Тихонько прокрался к окошку, выглянул из-за шторки. Это была слепая бабка Иванны. Макс расслабился. Старухи он не боялся. Вышел навстречу. Бабка остановилась, повела носом, как будто принюхивалась.

– А… это ты, Максим, – спокойно сказала она. – Ты где был?