Гомер Пим и секрет Одиссея - Анн Плишота

руки ладонями на стол и откинулась на спинку стула.

Тишину разорвало ругательство. Бранные слова Нинон употребляла редко и не любила их – разве только в некоторых исключительных случаях.

Это совсем вывело Гомера из равновесия.

– Ты мне веришь? – прошептал он срывающимся голосом.

Взволнованная, она внимательно всмотрелась в его лицо, потом встала и, наклонившись к нему, прижала к себе так крепко, что он едва не задохнулся.

– Племяшек мой, знаю, каким бурным бывает твое воображение…

– Значит, не веришь, да? Считаешь, я все это придумал? Что я выдумываю себе фильмы из-за того, что мне так не хватает папы?

В его душе печаль и гнев слились в одну взрывчатую смесь. Гомер изо всех сил оттолкнул Нинон, но она удержалась за него и обняла еще крепче со слезами на глазах.

– Подожди, Гомер, подожди! Я очень хочу верить тебе…

Он так и застыл раскрыв рот.

– Ты очень хочешь? – пробормотал он.

Растерянный, он не знал, что и подумать, в голове все путалось. От смятения задрожали скулы, потом пальцы, словно по телу пробежал электрический разряд. Нинон прижала Гомера к себе еще сильнее, ее сердце бешено колотилось у самой его щеки, она тоже была в полном замешательстве.

– Ты так хочешь поверить – но не можешь, да? – вздохнул он.

То, что Нинон не ответила сразу, его совсем доконало. Это катастрофа, он испортил все. Теперь ему самое место в Гренатье. Отец навсегда останется заперт в своем чертовом фильме, вот как все кончится – то, что казалось единственной надеждой.

Он почувствовал, как тетина рука ерошит ему волосы – так нежно, что поперек горла словно встал клубок тревоги, от него стало больно.

– Как думаешь, Телемах любит пироги? – прошептала она.

Он посмотрел ей в лицо, суровое и серьезное. Нинон явно была не расположена к шуткам. Гомер ничего не понимал.

– Да, он гурман, – ответил он дрожащим голосом, – и вечно голодный.

– Как Саша?

– Вроде того.

Она отпустила его, отрезала большой кусок пирога, положила на блюдо и повернулась к племяннику.

– Ты не пойдешь? – спросила она, улыбнувшись краешком губ.

Гомер едва не упал со стула.

– Иду, – отозвался он тем голоском, который сам в себе ненавидел: когда его голос поднимался до неестественно высоких ноток.

Нинон спустилась в подвал, прошла его, потом тихонько постучала в дверь.

– Привет, – сказала она, входя в берлогу-гараж. Гомер затаил дыхание. Но случилось совсем не то, че го он так опасался: при появлении Нинон лицо Телемаха озарилось радостной улыбкой.

– Привет, – эхом отозвался юноша.

Гомер внимательно вглядывался то в нее, то в него, следил за их жестами и взглядами, а тетя в это время сооружала импровизированный столик для ужина. «Поверить не могу!» – про себя закричал Гомер. Было ясно, что Телемах с Нинон успели познакомиться поближе, и это скорее раздражало; ведь она обещала дождаться его, Гомера. Но как все-таки трудно сердиться на собственную тетю… А разве сам он устоял бы? Ему оставалось лишь понять ее. И простить.

Зато разыгрывавшийся на его глазах балет взоров и улыбок поверг его в полное изумление.

Между Нинон и Телемахом явно что-то происходило.

Они нравились друг другу. И даже очень.

Глава 39

Сообразительная Нинон поняла причину смущения Гомера.

– Я опасалась, что очень перепугала твоего гостя, вломившись к тебе в берлогу, – объяснила она, – и вернулась его успокоить, вот мы и поболтали немного. – Немного?

– Вполне достаточно.

Гомер почувствовал себя уязвленным. Нинон заставила его рассказать всю историю, а сама уже все знала. – Сердишься? – спросила она, протянув руку, чтоб взъерошить ему волосы.

Недовольно сморщившись, он уклонился и отступил на шаг. Тогда Нинон высказала все за него:

– Ну конечно, ты сердишься, ведь я не сдержала слова.

– Да ладно уж, – проворчал Гомер.

Не лучший момент для выяснения отношений.

– Эта история – сплошная абракадабра, – продолжала Нинон, присев на пуфик рядом с диваном, на котором сидел Телемах.

Гомер насупился еще больше. Попытка вызволить отца теперь разлетится в пух и прах, едва успев начаться.

– Поначалу я подумала, что вы сыграли со мной шутку, – заговорила Нинон, – притом дурную шутку. Знаешь, милый племяш, от тебя я такого никак не ожидала.

Гомер удрученно ссутулился. Плечи опустились, будто под напором потока упреков. С другой стороны – как обижаться на Нинон? Как ни крути, а рассуждала она верно. Но при этом была неправа.

Сидевший тут же Телемах ничем не помогал ему. Без молвен, недвижим, он как будто превратился в статую. Гомер даже усомнился: а дышит ли он? Отважившись на него взглянуть, он увидел его бледное лицо без всякого выражения. Статуя, точно, именно так это и называлось.

Чувства Нинон, наоборот, ясно читались в ее язвительном взгляде, а шея пошла красными пятнами – верный признак крайнего волнения, это уж Гомер знал о ней по прежним наблюдениям.

– И все-таки твоя версия полностью совпадает с версией Телемаха, – снова сказала она, – и некоторые подробности…

Задержав дыхание и шумно выдохнув, она закончила так:

– Вы не могли их выдумать.

С плеч Гомера словно свалилась гора, давившая на них уже несколько часов.

– Мне понадобится некоторое время, чтобы обдумать все это, но я тебе верю… я вам верю, – завершила она, глянув на Телемаха. – Пусть даже я такая же чокнутая, как вы.

Гомер сел на диван рядом с другом.

– Мы не чокнутые, – прошептал он.

– Знаю, – ответила Нинон тоже шепотом.

Оба мальчика сидели, не смея шелохнуться. В этот момент происходило что-то очень важное, касавшееся не только того, что возникло между Нинон и Телемахом, но и судьбы всей семьи Пим. Невероятная, немыслимая надежда становилась все более и более реальной!

Биби-Два, спустившись с плеча Телемаха, дотрусила до ног Нинон и встала там в выжидательной позе, на задних лапках, скрестив на выпиравшем брюшке передние.

– Что, и ты тоже хочешь мне что-то рассказать? – спросила с иронией Нинон.

Тут песчанка принялась энергично кивать головой, и девушка вскрикнула от изумления, несмотря на все рассказы Гомера и Телемаха.

– Ты что, правда понимаешь меня? – спросила она. – Понимаешь, но говоришь только если сама захочешь, так?

Биби снова энергичным кивком выразила согласие, после чего резко повернулась и вскарабкалась на плечо Гомеру.

– Вот это уж полный бред, – восхитилась Нинон.

Она улыбнулась, очарованная смышленой физиономией песчанки. А может быть, эту улыбку вызвал восхищенный взгляд, которым смотрел на девушку Телемах, отнюдь не такой бесчувственный, как сначала показалось Гомеру? И вместо того, чтобы обрадоваться этому, он почувствовал укол недовольства: так вот почему Нинон так легко поверила во всю историю! Не будь Телемах таким красавчиком, не покажись он ей таким милашкой – и все повернулось бы иначе. Сейчас Гомер с тетей уже вовсю бы ругались, а Телемаха срочно упекли бы обратно в Гренатье.

Гомеру показалось, что все было зря… Неуверенность в себе, так мучившая его, сейчас многократно усилилась, и он с трудом удерживался от слез.

– Хоть в глазах темно и пестро – вспоминай одно добро: тетушка горой за вас – прочее забудь сейчас, – прошептала ему на ухо Биби.

Услышав это, Нинон хлопнула себя ладонями по щекам