Константин Соловьёв - "Нантская история"

— Суеверия, — беззаботно отозвалась я. По крайней мере, я надеялась, что голос прозвучал беззаботно, — Только необразованные мужики вроде Бальдульфа да старые бабки верят во всю эту чертовщину про то, что адепты умеют оборачиваться летучими мышами или насылать порчу на воду…

— Чертовщина чертовщиной, да только, как говаривал философ Карл Фолесский, и на гнилом поле можно разыскать годное зерно. Мы не знаем, какими силами и способностями располагает Темный культ. Мне приходилось слышать, что в прошлом они многим могли дать фору по части темных технологий. Причем они не просто выпытывали или выкупали потаенные технологии из монастырей, но и создавали свои собственные. Подслушивающие устройства невероятной чувствительности или особый механизм, способный распознавать в воздухе уникальный след ДНК и идти по нему…

— Верно, — неохотно сказала я. Ламберт был прав, и признавать это было неприятно, — Вашу мысль я поняла — надо действовать, пока мы обладаем хоть каким-то запасом внезапности. Потому что каждая минута, проведенная без пользы для дела, может приближать крах нашей затеи.

— Именно так.

— Тогда и я не буду медлить. Я уже провела рекогносцировку и составила план боевых действий на завтра.

— Не сомневаясь в вашем стратегическом таланте, предпочитаю все же услышать обоснование этим действиям.

— О, как вы упрямы… Ну да ладно. Наша основная задача — убедиться в том, что мы действительно имеем дело с самым настоящим Темным культом. Самая страшная ошибка человека, ищущего черного кота в потемках — попытка увидеть его там, где пусто. А проще говоря, мы часто бессознательно полагаем верным тот вариант, к которому сами предрасположены. Например, вы с полной серьезностью считали, что речь идет о разбойниках. А отец Гидеон видел здесь умалишенных…

— А вы, значит, увидели происки Темного культа, — задумчиво кивнул Ламберт, — Что ж, это и в самом деле говорит о каждом из нас.

— Боже, мы знакомы с вами всего два дня, а вы уже проявляете зачатки сарказма, — проворчала я, — Определенно, я слишком хорошо на вас влияю. К делу! Мы должны быть уверены, что выбранный нами след верен. Потому что потом тропа, по которой мы двинемся, может привести нас не туда. А значит, никаких ошибок! Если нам предстоит схватиться с Темным культом, мы должны быть уверены в том, что знаем нашего врага.

— Разве сейчас мы не уверены? Вы рассуждали очень логично тогда, в доме отца Гидеона.

— А, болтовня… Не обижайтесь, Ламберт, это была лишь риторика, призванная образумить вас и заставить прислушаться ко мне.

— То есть вы говорили все это, не будучи сама уверена в подобном?..

— Нельзя так сказать, — уклончиво ответила я, — Но вообще да, в тот момент мне нужны были ваши чувства, а не ваш разум. Все версии, которые я отбросила, нуждаются в дополнительной проверке. И этим займемся мы все. Каждый из нас троих способен найти нужный ответ и знает, где искать. Отца Гидеона мы, конечно, в это пока не посвятим. Бальдульф, ты будешь моей тяжелой пехотой. Отец Гидеон ведь служил?

— Во Второй Конфланской сотне, — кивнул Бальдульф, — Ты же сама слышала. А что?

— То, что ты попытаешься найти следы его прошлого. Того прошлого, когда он ловко орудовал глефой, а не кадилом, как ты понимаешь. Мы должны быть уверены, что в пору своей буйной молодости, связанной с весьма разнообразными событиями, святой отец не оставил у себя за спиной кого-то, кто желал бы ему серьезных неприятностей. Надо поговорить с его сослуживцами, знакомыми… Кто-то из них может припомнить что-то интересное.

— Мы вместе не служили, но… Может, что и выйдет. У меня много приятелей из ветеранов, иные еще живы, и некоторые доживают свои дни в Нанте. Возможно, у меня выйдет найти кого-то из его сотни.

— Вот и замечательно. Теперь вы, Ламберт. Вы — моя моторизованная кавалерия. Вы — доверенное лицо графа и, несмотря на то, что это вряд ли сошло бы за комплимент в обычной ситуации, сейчас это представляет для нас несомненную ценность.

Ламберт улыбнулся — слишком вежливо чтобы эта улыбка могла служить обозначением его истинных чувств:

— Боюсь, госпожа Альберка слишком высокого мнения о моей персоне. Хоть я и имею честь служить графу Нантскому, это еще не относит меня к числу его доверенных людей. Я всего лишь капитан стражи, а в нашей иерархии это едва ли почетная должность, открывающая своему обладателю все двери. Скорее, напротив.

— Это неважно, — хотела бы я иметь в своем распоряжении руку, которой можно было бы беззаботно махнуть, — Главное — вы служите графу, а значит, вы толкуетесь с другими людьми, которые служат графу. Самое интересное — не в опечатанных инфо-фолиантах с надписью «секретно», дорогой барон, самое интересное как раз и содержится в людях. Секреты добывает не тот, кто способен подняться по отвесной стене, перебить две дюжины охранников голыми руками и взломать код высшей степени защищенности, а тот, кто умеет говорить с людьми.

— Если вы полагаете, что я собираюсь шпионить за графом в вашу пользу…

— Господи, вы раздулись как индюк на птичьем дворе весной! Не бойтесь, грязные секретики вашего графа пусть выведывают его фаворитки и любовницы. Нас интересует только отец Гидеон.

Ламберт был так удивлен, что позабыл о возмущении. И хорошо — в возмущении все высокородные черты его лица надувались и выпячивались так, что он становился похож на ожившую баронскую литографию руки придворного портретиста.

— Не понимаю вас. Отец Гидеон — клирик, и не имеет никаких служебных сношений с Его Сиятельством.

— Вы догадливы. Отец Гидеон — собственность Церкви, но кое-что мы выяснить все же сможем. Мы знаем, что собор отца Гидеона на особом счету у графа, граф же является и основным его меценатом. Как вам уже известно, между ними есть финансовый ручеек, чьи изгибы и излучины нам интересно рассмотреть. Как говорил господин Жак Тулузский, известнейший дознаватель прошлого, хочешь напасть на след преступления — иди на запах денег!

— Граф действительно жертвует в пользу собора значительные суммы, — хмуро подтвердил Ламберт, — Но ваш энтузиазм мне непонятен. Что, по-вашему, я могу обнаружить?

— О, что угодно. У графа больше слуг, чем блох на бездомной собаке. Счетоводы, учетчики, делопроизводители… У них у всех есть глаза, а у некоторых — еще и уши. А еще есть языки, которые в ваших силах развязать. Допрашивайте, выпытывайте, интересуйтесь. Никакого официоза, на вашем щите отныне знак не Закона, а благородного безумия тайного сыска.

— Кажется, я начинаю понимать, кто здесь по-настоящему безумен…

В другое время словесная пикировка с Ламбертом могла немало меня позабавить. Но не сейчас. Сейчас меня ждали более интересные дела.