Стивен Бакстер - История с инерционным регулятором

До флигеля пришлось идти ярдов сто через двор. Вечерело, и я с наслаждением вдыхал напоенный лесными ароматами воздух, пытаясь освежиться после дымного поезда. Неподалеку, очевидно в курятнике, упомянутом миссис Бримиком, пищали цыплята.

Я вздрогнул, когда случайно спугнул насекомое не меньше шести дюймов в длину, которое перебежало мне дорогу. «Таракан», — сперва решил я, но, присмотревшись, к своему удивлению, понял, что это муравей. Быстро перебирая ножками, он спешил к муравейнику — огромному, выше некоторых деревьев и похожему на разрушенный памятник.

— Боже милостивый, Холмс, вы видели? Как по-вашему, это какой-то тропический вид?

— Нет, — покачал головой Холмс, — Ральф Бримиком жуков не коллекционировал. Я ожидал чего-то подобного, учитывая характер здешних событий.

— Ожидали? Почему?

— На эту мысль меня навела мерзкая пиявка на фотографии, которую показывал Уэллс. В любом случае, друг мой, всему свое время.

Мы добрались до лаборатории — грубого, но весьма практичного строения, и я впервые узрел страшные внутренности инерционного регулятора. В его главной камере, футов пятьдесят высотой, мое внимание привлек огромный сломанный аппарат. Ни парусов, ни колес я не увидел, но Таркин совершенно серьезно заявил, что этот конус, футов пятнадцать длиной и такого же диаметра в основании, предназначался для полетов в космос: изобретение Ральфа гасило гравитацию. Чтобы будущие пилоты прочувствовали, какие испытания их ждут в полете, капсулу на рамах и тросах подвешивали точно в центре инерционного регулятора.

Сейчас тросы висели пустые: капсула упала и пробила в полу воронку глубиной несколько дюймов. Казалось, что в бетон ударили огромным молотом. Внутри этого аппарата — алюминиевой мечты о космических полетах — Ральф Бримиком встретил свою смерть.

Капсулу окружали части инерционного регулятора: кольца проволоки и якоря электромоторов, бумажные и металлические конусы, трубки из волокнистого стекла, огромные стержни постоянных электромагнитов и еще какие-то предметы, загадочные, как и весь аппарат. Впрочем, были там и обычные вещи — кульманы, заваленные пыльной синькой, токарные станки, инструменты, а с потолка свисали цепи для подъема грузов. При падении капсулы было сильно повреждено оборудование мастерской. Очевидно, регулятор вышел из строя.

Еще меня заинтересовали маленькие стеклянные клетки у секционного стола. Заметил я и пиявок в закупоренных банках. Гигантских, как на фотографии Уэллса, не увидел, но все они были такими крупными, что не могли сохранить кольчатую форму и явно в тяжелом состоянии лежали на дне банок у толстых стенок. Среди менее примитивных существ в клетках выделялись мыши, но необычного телосложения — с поразительно длинными и тонкими конечностями. Отдельные особи с трудом удерживали вертикальное положение. Я сказал об этом Холмсу, но тот не отреагировал.

Мой друг, Уэллс и я приблизились к трещиноватой воронке и обошли мятую алюминиевую капсулу. Я решил, что высота падения была не больше десяти футов — не то что убиться, серьезные повреждения получить сложно. Но корпус капсулы по длине сжало почти на треть.

— Ужасно! — вздохнул Уэллс. — По настоянию Ральфа мы перекусывали прямо там, в сверкающей громаде лунолета Бримикома. Так сказать, в подвешенном состоянии.

— Тогда, думаю, вы легко отделались, — мрачно заметил Холмс.

— Рабочие вскрыли капсулу. — Таркин показал на квадратное отверстие в стенке, обнажающее темную кабину. — Тело извлекли оттуда после того, как лунолет осмотрели полиция и коронер. Хотите взглянуть? Я покажу, где работали мы с Брайсоном.

— Да, через минуту, — отозвался Холмс, осматривая фантастический летательный аппарат со свойственной ему пытливостью. — Что за человек был Ральф? Доказательства его профессиональных способностей я вижу, но каким он был коллегой и братом?

— Среди коллег Ральф всегда выделялся. — Если Таркин и ревновал, на его лице это не отразилось. — В детстве он был лидером. Когда мы повзрослели, ничего не изменилось.

— Любви к нему я в тебе не чувствовал, — заявил Уэллс.

— На это мне нечего ответить. — Таркин прищурился. — Берти, мы были братьями. Я работал на Ральфа и, думаю, любил его. Однако мы всю жизнь соперничали, как и большинство братьев.

— Смерть Ральфа вам выгодна? С материальной точки зрения, — прямо спросил Холмс.

— Нет, — покачал головой Таркин Бримиком, — его доля отцовского наследства ко мне не перейдет. Ральф составил собственное завещание, по которому его имущество отходит к жене, а мы с ней друг друга недолюбливаем. Если не верите, спросите семейного адвоката или саму Джейн. Мотивы здесь более глубокие — решите откопать, я возражать не стану.

— Откопаю, будьте спокойны, — буркнул Холмс. — Ральф Бримиком тоже возражать не станет. Давайте осмотрим капсулу!

Мы перешагнули через трещины в бетонном полу и оказались у отверстия в стенке капсулы. В кабине горела слабая лампочка, наполняя ее тусклым светом. Разумеется, тело давно вынесли и похоронили, но кабину никто не чистил, и я машинально взглянул на пол, ожидая увидеть страшную кровавую лужу. Но ничего подобного — лишь несколько пятен неправильной формы там, где в момент гибели сидел Ральф. Оборудование и инструменты, шкалы, рычаги и переключатели, с помощью которых управляли капсулой, пострадали на удивление мало. Приборы даже не сдвинулись, их только примяло. Но остался запах, напомнивший мне военно-полевые госпитали.

Я повернулся к спутникам и пробормотал:

— Не знаю, чего я ожидал. Наверное, чего-то кровавого.

Таркин нахмурился, высоко поднял указательный палец, и я послушно посмотрел вверх.

Казалось, что в воздух швырнули пачек десять ржаво-коричневой краски. Верх стен и потолок капсулы, расположенные там инструменты, шкалы и выключатели, даже единственное оконце кабины — все покрывал толстый слой засохшей крови.

— Боже милостивый! — пролепетал побледневший Уэллс. — Как она попала так высоко?

— По словам коронера, во время падения капсула перевернулась, и кровь брата расплескалась по кабине.

— Огромная капсула успела перевернуться, падая с высоты десять футов? Не представляю, — шепнул Уэллс, когда мы двинулись дальше.

Я согласился с молодым писателем. Холмс промолчал.

Таркин повел нас к мосткам, пересекающим камеру над сломанной капсулой, и остановился в паре дюймов от пучка тросов, большинство которых лопнули, истончились или растрескались, не выдержав нагрузки. На одном тросе, оранжевом, толщиной с мою руку, оборванные концы были чистыми и блестящими. У моих ног лежали газовый резак и защитные очки. Все казалось до нелепого очевидным, как в детской загадке: нам подсказывали, чем именно перерезали грузоподъемный трос.