Кость со стола - Андрей Арсланович Мансуров

Ознакомительный фрагмент

неподходящим у капрала – так это «адаптивность». Тесты упорно показывали, что он – консерватор, и как бы ни сложились внешние обстоятельства, и какими бы ни оказались условия, систематически действует исключительно «согласно Устава!» А это не всегда…

А точнее – почти никогда не помогает разведчику – именно Новы.

В шлеме заскрипело и запищало: трубки пошли. Ощущать, как их острые и холодные кончики вгрызаются в кожу, а затем и в череп – неприятно. Но – только первые десять секунд. Они же сейчас – «улучшены»! И шлемы модифицированы. И вовсе не из гуманности, как все «пользователи» отлично понимают. А для ускорения реакции и повышения скорости обработки информации. Словом, чтоб операторам, готовящимся сейчас принять руководство над его миссией, и персоналу Диспетчерской, где, «предвкушая», или нервно потирая тонкие нервные руки, собралось уже наверняка всё начальство научных отделов, да и дежурному Флотскому руководству – было лучше видно всё, что он увидит глазами дрона. И выдать соответствующие рекомендации.

Которые он вправе, (Вот уж – А-ли-лу-ия!) если посчитает нужным, и проигнорировать. Поскольку считается, что самому разведчику, на месте – виднее!

Хотя сейчас это соображение утешает слабо.

В мозгу засвербило – словно в ноздре, когда туда засовывают, например, пёрышко. (Случались у них в Учебке и такие ночные «приколы»!) Впрочем, это ощущение быстро прошло, и вот уже он, всё ещё ощущая, что настоящее тело висит где-то в недрах лаборатории, вселился в тело дрона-аватара. Правильней, конечно, было называть это создание – просто аватаром, но он привык именно к дрону.

Зрение словно галопом пробежало по чему-то вроде радужного тоннеля, затем всё вокруг взорвалось шикарным фейерверком цветных искр – словно салют на День Независимости! – и вот он снова видит.

Вот его руки – он вытянул их перед собой. Сильные, мускулистые. Чертовски, если можно так сказать, похожие на настоящие. Вот ноги: подобно могучим колоннам они сейчас опираются в подножку противоперегрузочного кресла там, на посадочном модуле. Задница упирается в наполненный гелем мешок: прокладка между ней, драгоценной и любимой, и парашютом. (Дай-то Бог – не понадобится!) Плечи, живот и таз – в противоперегрузочных ремнях. Грудь. Лицо. Спина. Всё в порядке. Всё – своё! Ну, или ощущается таковым. (Ещё бы! Мозги-то копировали именно с «оригинала». То есть – с него.)

Собственно, так и должно быть: чёртовы умники в белых халатах однозначно доказали, что только похожим на обычное, человеческое, тело, и вдобавок только с мозгом, близким к своему, вселяемый оператор может адекватно и эффективно управлять!

Что сейчас и предстоит делать Джонни.

И делать – целую рабочую смену. То есть – шесть стандартных часов.

Посадка прошла штатно: перегрузки, совсем как на тренажёрах, мерзкая тряска и болтанка – уже в атмосфере. Рёв тормозных дюз, и удар о поверхность. Тоже несильный: как на симуляторе.

А вот дальше – уже начинается. Хотя бы для разнообразия – дыхание местным воздухом. Кстати: если выяснится-таки, что в воздухе что-то болезнетворное или ядовитое присутствует, чего не обнаружили автоматы, то нужно тоже… Своевременно «отреагировать».

То есть – успеть рассказать о своих «неприятных» или «необычных» ощущениях до того, как он введёт себе антидот, или уж дрон упадёт без сознания!

– Внимание, рядовой Риглон! – ну, началось! Вот уж повезло так повезло. Начальником смены дежурной бригады операторов в Диспетчерской сегодня сам майор Гонсалвиш, заместитель Главного – полковника! Мужик, вроде, неплохой. Но очень уж дотошный. И педантичный. – Проверить состояние конечностей.

– Есть, сэр. – Джонни-бой закрутил кистями, и зашевелил ногами, чувствуя, что всё с ними и правда – в порядке. Он знал, что в этот момент на стенах операторской и главной Диспетчерской, занимавшей огромный зал в самых недрах «Авраама Линкольна», оживают движением и графиками сотни контрольных мониторов и экранов с выводимой на них текущей с его «борта» инфой: где зачесалось, а где – занемело, потому что отлежал за сорок минут спуска с орбиты. Где натёрло. А где – и вспотело.

Тело дрона – не только внешне, а и по моторике – точная копия человеческого.

Хотя и сделано (Вернее, выращено в автоклаве!) на базе клеток самой обычной свиньи. (Но вот мозг… Мозг модифицирован именно под его психоматрицу: чтоб эффективней… И т.д.) Ну и правильно: даже без воплей чёртовых гуманистов и поборников защиты Прав Человека использовать клетки человека просто запретило Правительство. И его нетрудно понять. Зачем нарываться, рискуя потерять голоса избирателей, совсем уж проникнувшихся идеей сохранения генофонда, если все параметры «свинского» дрона, включая скорость реакции, выносливость, силу, и даже температуру тела, да и вообще, буквально всё остальное – в точности как у Хомо Сапиенса!

Разумеется, в их подразделении в Учебке, да и здесь, на Крейсере, много и неоригинально шутили по этому поводу. Что не мешало телу из клеток «Скрофа доместикус», или, проще говоря, свиньи домашней, отлично действовать. И обозначать, выявляя со стопроцентной гарантией, имеющиеся для человека опасности и проблемы!

– Всё в порядке, господин майор, сэр. Моторика в норме. Разрешите приступать?

В ушах посопели. Похоже, майор не обрадован тем, что его узнали, и не удалось сделать «сюрприз». Но голос начальника смены оказался спокоен. И дикция у майора – вот уж этого не отнять! – всегда на уровне, такую не у каждого диктора услышишь:

– Приступайте.

Джон не смог бы сказать точно, как он относится к майору. Вроде тот и не придирается никогда по мелочам, не выделяет «любимчиков» или «поганых овец», не орёт благим матом на провинившихся… Служака как служака. Правда, требующий нерушимого соблюдения Инструкций и Процедур. Но вот не лежала у Джонни-боя душа к «святому» соблюдению правил, вписанных навечно в Великие Регламентирующие Бумажки.

Потому что почти никогда не удавалось осуществить на Новой – «стандартную процедуру». Всегда всплывало что-то новенькое, и приходилось жертвовать двумя-тремя, а то и полудюжиной дронов, чтоб можно было… Вписать в Инструкции новые пункты!

Так что майора Джон считал ретроградом и консерватором.

Да и ладно – не детей же с ним крестить!

На то, чтоб отстегнуть все ремни, и вылезти из противоперегрузочного кокона, и парашюта, ушло ровно столько времени, сколько полагалось по инструкции: пятьдесят девять секунд. Майор, если и был недоволен неторопливостью действий оператора дрона, вслух ничего не сказал. Джон и так отлично знал, чем майор и остальная смена из двадцати шести человек занимается: смотрит на линии, вычерчиваемые на контрольных (Старинных! Бумажных! Чтоб невозможно было подделать или как-то изменить. И служащих примерно для тех же целей, что и чёрный ящик на борту самолёта или звездолёта.) полосах