Дмитрий Колодан - Время Бармаглота

За спиной поскрипывала приоткрытая дверь дома, в котором он жил. Сколько времени — полковник не помнил. Это не имело значения. Ван Белл просто жил в доме на дереве. Доме, который построил Джек… Жил и ждал, когда его хозяин вернется.

На коленях Ван Белла лежала позавчерашняя газета. Первая полоса была посвящена очередной жертве Бармаглота. Чудовищное преступление расписали в мельчайших подробностях. Бармаглот умел радовать газетчиков.

В то же время там не было ни слова о Джеке. Джек исчез, и Ван Белл не знал, что с ним случилось. Все говорили лишь о возвращении Бармаглота, словно никакого Джека не существовало.

Сам полковник плохо помнил, что произошло в Хрустальном Дворце. Последние минуты превратились в огрызки воспоминаний, спутанные и лишенные всякого смысла. Ван Белл помнил нависшие щупальца Буджума. Помнил когтистую лапу Бармаглота, рвущую в клочья лоскутья пустоты. Помнил фламинго с изломанными шеями и стеклянными глазами. Помнил время, бегущее назад, завязывающееся немыслимыми петлями и узлами.

Не помнил он только, как выглядел Джек, на кого был похож. И был ли вообще Джек?

Полковник сплюнул в песок. Налетевший с моря порыв ветра зазвенел колокольчиками в ветвях. Полковник поднял голову, подставляя лицо соленому бризу. Бубенцы и колокольчики он сам повесил среди густой листвы, хотя не помнил зачем. Быть может, они должны радовать слух или отпугивать морских птиц. Или — и полковник в это искренне верил — они должны предупредить его о том, что Джек вернулся.

Ван Белл не сомневался, что так и будет. Кто-то ведь должен убить Бармаглота, а кому это под силу, если не Джеку? Осталось немного подождать, а ждать полковник умел.

Далеко впереди покачивался на волнах бумажный кораблик. Полковник Ван Белл помахал ему. В ответ кораблик приподнялся и исчез за горизонтом.

42. Джил

Джек открывает глаза.

Звери в Цвете

1

Маршал видел ее считанные секунды. Ярко-рыжее пятно мелькнуло на гребне мусорной кучи и исчезло. По склону, перестукиваясь, покатилась мятая консервная банка. Маршал рефлекторно метнулся в сторону, прячась за эмалированной тушей разбитого холодильника. И мгновение спустя сообразил, что именно он заметил.

Лиса, черт возьми, здесь водятся лисы!

Мир сжался до крошечного квадратика в окошке видоискателя. Если повезло, то животное его не заметило, а значит, скоро должно вернуться. Из укрытия Маршал видел куриную тушку в ошметках целлофановой упаковки, а лисы редко бросают добычу.

Маршал настроил объектив. Мысленно он уже видел кадр, оставалось дождаться и нажать на спуск. Дело привычное — в работе фотографа-анималиста главное — терпение.

Он повернулся, устраиваясь поудобнее. Под ногой чавкнула бурая жижа, в нос ударил резкий запах химикалий. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались уродливые холмы юго-западной свалки. Горы мусора и отбросов тянулись до самого горизонта и исчезали в сизой дымке. Чудовищно огромные, они походили на сваленные друг на друга гниющие туши. Мусорные кучи проседали под собственным весом, расползались и рассыпались на части; ветер шуршал цветными струпьями полиэтилена. От тяжелого и кислого запаха кружилась голова.

Для фотографа живой природы худшего места не придумаешь. Потому что природы здесь практически не осталось. Это был апофеоз тотальной урбанизации, липкая и вонючая отрыжка города. Странно, что здесь вообще встречалась жизнь. Тем не менее на мусорных склонах росли серые кусты чертополоха, каждый размером с дерево. Попадались и другие растения — изломанные и чахлые пучки жесткой травы, тощая осинка со сморщенными листьями и в изобилии — зеленая и бурая слизь. Природа отчаянно сопротивлялась вторжению человека и пока сдаваться не собиралась. Война еще не была проиграна, а Маршал служил на ней репортером.

Он собирал материал для большой статьи о фауне городских свалок. Идея благодатная, в редакции «Дикой природы» за нее ухватились двумя руками.

— Отлично! — кричал Ким-Ким, бегая по кабинету. — Пойдет темой номера на декабрь. Только нужны суперснимки. Мутанты, вот что я думаю. На свалках полно мутантов… Двухголовые собаки там, крысы с десятью хвостами и прочая жуть. В общем — не мне тебе объяснять…

Прежде чем занять кресло редактора «Дикой природы», Кимчен Ким несколько лет проработал в желтой газетенке и представления об устройстве мира имел загадочные. Сам Маршал на встречу с десятихвостыми крысами не рассчитывал. Так и вышло.

Все утро Маршал фотографировал жирных чаек и ворон, копающихся среди отбросов; от пронзительного гвалта до сих пор звенело в ушах. После он выслеживал стаю бродячих собак. Кадры получились неплохие, но ничего, что годилось бы на обложку.

Маршал почти отчаялся сфотографировать что-то действительно стоящее, и тут, как гром среди ясного неба, появляется эта лисица. Не кадр, а настоящий подарок. В снимке было именно то, что он хотел показать, — схватка природы и человека во всей красе. Красивое дикое животное среди уродливых рукотворных ландшафтов, игра на контрастах в чистом виде…

Прошло около пятнадцати минут, однако лисица возвращаться не спешила. Сверху бесшумно скользнула тощая растрепанная ворона и опустилась рядом с куриной тушкой. Склонив голову, птица клюнула целлофан.

Маршал беззвучно выругался. Будь лиса поблизости, ворона бы на подобную наглость не осмелилась. Значит, заметила и убежала? За вонью, царившей на свалке, учуять его она не могла… Маршал сфотографировал птицу, но это оказалась жалкая пародия на то, что должно было получиться.

— Отыгралась за сыр? — крикнул он вороне. В ответ та даже не каркнула. Рядом с ней опустились две товарки, тощие и растрепанные. Перекаркиваясь, птицы принялись скакать по гребню холма, исполняя дикий шаманский танец.

Меж тем фотография с лисицей засела в голове как заноза. Он должен ее сделать, иначе вся работа пойдет насмарку. Несуществующий снимок вдруг стал краеугольным камнем всего репортажа; отказаться от него — значит расписаться в собственной несостоятельности. Но как поймать лисицу на свалке, Маршал представлял смутно. Искать следы среди пластиковых бутылок, полиэтилена и размокшего картона — занятие бесполезное. Поставить палатку и ждать, когда лиса снова появится? Маршал поежился.

К тяжелым условиям ему было не привыкать. На Суматре он трое суток караулил панцирного носорога, лежа в болотной жиже; выслеживая снежного барса, Маршал ночевал в скальных расщелинах и потерял обмороженными три пальца на ноге; он забирался в пещеры крыланов, полных гуано; три месяца провел в колумбийской тюрьме в камере с индейцем-каннибалом… Однако жить на городской свалке было выше его сил. Дело не в брезгливости. В самом месте было что-то неправильное, давящее и мерзкое. Свалка напоминала гигантский нарыв или того хуже — опухоль. Уродливый нарост на теле Земли, способный только бесконечно расти, отравляя все вокруг.