Александр Лонс - Арт-Кафе

На другое утро я очень удивился своему нахождению в гостинице. Все-таки был убежден внутри себя: вчерашнее приключение – просто сон. Бред. Бывают у меня такие сны, что от реальности почти не отличишь. Когда спишь, конечно. А иногда и после пробуждения сомнения сохраняются – вдруг все-таки не сон? А явь?

Потом, когда поутру спустился на ресепшен, то глубоко в мозгу еще оставалась слабенькая надежда, что сейчас увижу дату «14 января», а все мои прежние воспоминания окажутся ложными и ошибочными.

Не оказались. Календарь за стеклом услужливо сообщал, что «сегодня – 13 января, четверг». Таким образом, оставалось признать, что со времени моего входа на станцию московской подземки и до того момента, пока меня не пробудил заботливый милиционер, прошло всего-то восемь минут. За эти минуты я как раз успел спуститься по эскалатору, сесть на скамеечку, уснуть… А потом? Мгновенная телепортация? Нуль-транспортировка? Во сне? И я очутился на одноименной станции питерского метро?

Только почему я переместился во всей своей одежке, с паспортом и барахлом в карманах? И почему тогда без скамейки на которой сидел?

Не, лучше вообще об этом не думать, а то свихнусь.

Я сдал номер, и поехал на вокзал. По дороге пришлось позвонить очередному заказчику и сообщить, что заболел, а посему приду только завтра. Или в понедельник. Или – когда поправлюсь. Проблем не опасался, поскольку все знали, что дома у меня линейный телефон никогда не звонит, и по всем животрепещущим вопросам общались лишь по мобильнику.

Далее ничего непонятного не случилось. На московском вокзале без трудностей купил один билет на сегодняшний вечер – нашлось и для меня место в экспрессе.

Вообще-то зима не самое приятное время для прогулок, а по Петербургу в особенности, но тот январь выдался каким-то аномальным по снегу и морозной лютости. Я сходил в музей Ахматовой, который давно уже намеревался посетить, побывал еще в паре памятных для меня мест, перекусил в ближайшем кафе, и к шести часам прибыл на вокзал. Все упомянутые действия не давали мне возможности поразмыслить о странностях бытия.

А потом, после, когда я удобно устроился в кресле поезда, наступила реакция и я провалился в сон.

Мне привиделся странный и неспокойный сюжет. Мне снилось, что нахожусь в колоссальном, мерно, но верно летящем космическом корабле, капитан которого мертв еще с момента нашего старта. Высший командирский состав принимал какую-то синтетическую наркоту и занимался незаконным уголовно наказуемым сексом. Рядовая команда мертвецки пьяна, но все продолжали крепко нести вахту, как это и подобает превосходным вахтенным. Пассажиры курили гашиш, буйно веселились и придавались самому противоестественному разврату. Я тоже один из пассажиров, но занят был совсем не этим: заделывал щели, латал дыры, восстанавливал порванные кабели, ремонтировал компьютеры и раздавал спасательные скафандры, хотя сам был немного обморожен и уже ранен каким-то обломком. Для поддержания сил я пил кофе по-бедуински, которому меня кто-то когда-то научил. Я не знал, места, куда именно мы летели, не знал зачем, но очень надеялся, что по нашему курсу будет та самая планета, к которой так стремился всю свою жизнь. Я не мог бросить все и прекратить делать то, что делал, не хотел погибнуть, так и не узнав, нужный ли у нас курс. Я слышал, что на этом корабле имелись такие же, как и я, но видел их только мельком. Возможно, лишь благодаря нам корабль до сих пор уцелел, а не лопнул и не взорвался к чертовой матери, но наши деяния оставались разрозненными и хаотичными. Мы вряд ли когда-нибудь встретимся, чтобы скоординировать свои действия, ибо каждый стремился в собственную сторону, а куда летел сам корабль, не знал никто.

12. Сюжет для небольшого рассказа

Наутро по возвращении из Питера прошедшие переживания дали о себе знать целым букетом неприятных ощущений – я очнулся с головной болью, температурой и ознобом. Было больно глотать. В результате перенесенных событий и вправду заболел. Говорят, от стресса падает иммунитет, и всякая зараза цепляется, или просыпается своя «домашняя» инфекция.

Не люблю это дело – болеть. Ненавижу просто.

Весь хворый и несчастный, я позвонил Стелле. Она казалась сейчас единственным человеком, обладавшим способностью спокойно выслушать мою бредовую историю и тем самым спасти мне остатки рассудка.

– Привет, это я, – прохрипел я в трубку.

– Ты? Привет. А что у тебя с голосом?

– Заболел, как видишь. Похоже – грипп, а может – простуда.

– А еще что с тобой случилось?

Я пока решил не вдаваться в подробности своего отсутствия:

– Ездил тут на денек в Питер и простыл там самым бесчестным образом. Простудился или заразился. У них мороз сейчас – как на полюсе холода.

– У нас за окном тоже не вполне тропики. Зря ты так поступил. Ну, хочешь, я тебя пожалею?

– Ага, хочу. Это очень редко встречается ныне, когда вот так жалеют. А то когда я здоров и весел мои оставшиеся друзья любят меня за то, что со мной можно интересно поговорить и душевно провести время. А кое-кто способен получать совсем уж изысканное удовольствие от проекции на меня разнообразных своих личностных комплексов. Но когда я болен и несчастен, то не отличаюсь ни умом, ни сообразительностью. Сижу вот здесь в надежде, что кто-нибудь меня хоть чуть-чуть пожалеет, потому что я болеть не умею ни хрена, а такое счастье, конечно, никому не сдалось. Так и слышится в чужих разговорах: «Извини, мне не очень хочется тебя сейчас утешать».

– Вот ведь загнул! Зачем в Питер-то ездил? Точно заболел, раз занудно философствовать начал. У тебя словесная диарея – один из тяжелейших симптомов гриппа. А вообще – что тебя удивляет? Несчастливых людей нужно избегать. Вот и я избегаю тебя болящего.

– Думаешь, я не избегаю?

– Не уверена. Надо сторониться бомжей, неудачников, слабых, больных и сумасшедших. Бежать от тех, кто ненавидит этот мир, прозябает без любви и радости. Затыкать уши и, поскальзываясь на лужах едкой желчи, не слушая их скорбные стоны, бежать. Бежать и не оглядываться.

– Верно, увы, верно… – говорил я, думая о чем-то своем. – Но мне от этой мудрости – сама понимаешь…

– Точно, тебе нифига пользы. Если ты пока здоров и весь положителен – к тебе будут липнуть всякие разно несчастные. Позитивно настроенные люди очень притягивают таких. Но когда заболеешь сам – то все, финиш. Никого не дождешься.

– Вот я и позвонил, чтобы поплакаться и вызвать у тебя сожаление в свой адрес.

– Сожаление, – наставительно разъяснила Стелла, – это то, что высказывает американский президент, когда его солдаты в очередной раз разбомбят деревню мирных производителей опиума. А я высказываю сочувствие. Уяснил разницу?