Падший (СИ) - Барчук Павел

Пришлось покинуть комнату и топать в кухню. Не могу сказать, что здесь было намного лучше, но хотя бы пахло чем-то жареным, а не похоронами.

На столе, прямо в центре, наблюдалась сковорода с картошкой, рядом — открытая бутылка водки и тарелка, на которой горкой лежали маринованные огурчики.

— Бухаешь… — Я покачал головой с осуждением и поцокал языком.

Не то, чтоб меня волновал моральный облик Степана, но сильно не хотелось бы видеть, как он сдохнет от какого-нибудь цирроза печени. Особенно, когда его персона, судя по всему, имеет значение. Пока, правда, не ясно, какое именно, но эту временную проблему я решу.

— Что тебе надо? — Марков прошел вслед за мной, взял табурет и уселся на него, демонстративно уставившись в мою сторону вызывающим взглядом.

— Хочу чтоб ты рассказал о себе все. Вообще все. Только коротко, в двух словах. Боюсь, у нас не очень много времени для приватной беседы. Есть подозрение, скоро могут появиться еще гости.

— Ты больной? — Патологоанатом вопросительно поднял брови. — Что значит, рассказать все? Мне тридцать пять лет. Это — во-первых. Во-вторых, с какого перепуга я вообще должен исповедоваться хрен пойми кому.

— Слушай… Ты странный…

— Я⁈ Я странный? — Марков громко и нервно рассмеялся. — Это говорит человек, который менее суток назад был совершенно, возмутительно, безвозвратно мертв, а потом как ни в чем не бывало встал и уехал на велосипеде⁈ Человек, о чьем присутствии вдруг внезапно забыл весь персонал больницы? Я как идиот рассказывал ментам о сыне Забелина, но каждый из моих коллег, опроверг эти рассказы. Мол, не было никаких сыновей.

Я садиться не стал, потому как табуретки не внушали мне доверя. Стоял возле стены, изучая Маркова сверху. Любопытно, что гадский паук где-то прятался. Я даже хотел позвать его. Цып-цып или кис-кис. Прежде не приходилось встречаться с разумными метками, даже мне. Но эта восьмилапая сволочь может не отозваться. Метку ставил не я. Постороннему Падшему она не подчиняется.

— Закончил истерить? — Поинтересовался я у патологоанатома, когда он замолчал. — А теперь еще раз. Расскажи мне все о себе. Важные этапы. Может, какие-то особенные моменты. С тобой точно что-то не так.

— Да пошел ты…

Вот это он, конечно, зря. Я и без того был на взводе, а тут еще смертный со мной говорит в подобном тоне.

— Ну ладно, Марков С. А. Была надежда, что мы с тобой найдём общий язык. Не нашли. Значит, буду действовать более привычными способами.

В ту же секунду я метнулся к столу, на котором кроме тарелки, картошки и водки лежал нож, схватил его и резко вогнал Маркову в ногу. Потом еще двинул им вперёд-назад, чтоб рана вышла приличная. Ничто так не способствует откровенности смертных, как угроза их жалкой жизни.

— А-а-а-а-а! Ты охренел⁈ Ты больной? — Заорал Степан не своим голосом.

Он смотрел на нож в ноге круглыми, охреневшими глазами и мне кажется, не мог поверить в реальность происходящего. Чтоб человек наверняка убедился, что это все не сон, я снова схватил нож и дернул его из стороны в сторону.

— Твою мать!

Голос Степана взлетел вверх на целую октаву. Он попытался вскочить, но это была не самая лучшая идея. Когда в твоей ноге торчит острая хрень, лучше не делать резких движений.

— Давай. Слушаю. Быстро, в двух словах, какие странности происходили с тобой за тридцать пять лет?

— Сволочь! Иди к черту! Не знаю! Я родился в деревне. Рос с дедом. Дед все время называл меня отродьем. Говорил, мать нагуляла. Матери не знал. Сука! Я истекаю кровью!

— Если бы ты не истекал кровью, то не был бы так разговорчив. Так что не стесняйся, истекай ею больше. Тогда мы, глядишь, из детства перейдём в юность.

Я потянулся снова к ножу, торчащему из ноги патологоанатома, но в этот момент мое демонское чутье настороженно вскинулось. Кто-то поднимался по лестнице. Не думаю, что это соседи. Мне было бы глубоко на них плевать.

— Ну-ка заткнись! — Рявкнул я Маркову. — Разорался, как девка. Вылечу я тебе твою ногу. Потом. Сейчас просто замолчи.

Марков возмущённо открыл рот, собираясь зайти на новый виток криков, но мне это мешало. Поэтому я просто провел ладонью перед его лицом, оборвав звук. Патологоанатома внезапная немота добило окончательно. Он вытаращил глаза еще сильнее и принялся махать руками.

— Не переживай. Это на время. Голос верну чуть позже. — Сказал я Степану, похлопал его по плечу, а затем несколькими кошачьими прыжками переместился к двери.

Гости уже поднялись на лестничную площадку и теперь топтались перед квартирой Степана. Конечно, они старались делать это тихо, но смертные всегда производят шум. Особенно когда усердно пытаются его не производить. И да, это были люди. Судя по дыханию — трое. Опять трое… Кто-то зациклен на числах?

— Плохо… — Сообщил я Маркову, когда вернулся в кухню. — Дурачки сейчас готовятся ворваться в твою квартиру. Но им страшно. Видимо, их предупредили о возможной встрече с кем-то очень опасным.

Патологоанатом снова принялся делать странные движения ртом и тыкать пальцем в свою ногу. По-моему он намекал на некоторое неудобство из-за пропавшего голоса и кровоточащей раны.

— Стёпа…– Я с укоризной посмотрел на Маркова. — Не будь эгоистом. Там за дверью трое людей планируют нанести мне вред. А ты только о себе да о себе.

Казалось бы, зачем Владыке Ада бояться каких-то смертных? Но я их и не боюсь. Меня напрягло то, что эти придурки притащили с собой.

Я почувствовал через дверь нечто очень горячее и яркое. Подобные впечатления мне знакомы. Обычно так я ощущаю гладиус Архангелов. Вопрос. Откуда, твою мать, у жалких людишек меч Светлых? В любом случае, конечно, вряд ли кто-то из них умеет им сражаться. Будут размахивать как обычным оружием. Но!

Снова, снова это долбанное «но»…

Если гладиус коснется меня, эфир буквально взорвется. И тогда — привет, папа. А встреча с Отцом в мои планы точно не входит. По крайней мере не сейчас.

— Скажи мне, Марков. — Я с улыбкой посмотрел на патологоанатома. — Не боишься ли ты высоты? Потому что, если боишься, у меня для тебя плохая новость. Похоже, нам придётся прыгать.

Глава 16

Нельзя вымещать злость на первом встречном… Вымещай на втором!

— Чтоб я сдох, чтоб я сдох, чтоб я сдох… — Без остановки повторял Марков, пока мы рысью, как два резвых козлика, скакали к тачке Забелина.

Впрочем, будем честно оценивать ситуацию. Резво скакал только я. Степан бежал следом, приволакивая раненную ногу, стонал, матерился и тихо меня ненавидел. Причём ненавидел тихо, но сообщал всем вокруг об этом громко.

— Урод! Урод ты, Забелин! Сука! Где я так нагрешил? Откуда вообще в моей жизни появилась вся эта срань⁈

— Заткнись, пока я опять не лишил тебя голоса!

— Да иди ты… — Начал было Марков, но вспомнив, чего ему стоило прошлое «да иди ты», быстренько сменил риторику беседы. — У меня стресс! Ясно? Я либо окончательно сошел с ума и все это происходит в моем воспаленном воображении. Но знаешь, нога болит чего-то ни хрена не воображаемо. Да и с восьмого этажа прыжок тоже вышел вполне натурально. Либо, ты — долбаный волшебник. Гарри Поттер, млять. Тот тоже все время друзей подставлял под замес.

— Друзей, Стёпа. Друзей! А мы с тобой вообще не друзья. Так что сравнение не очень.

Я оглянулся на Маркова, потому как завывания его стали звучать чуть тише. Он тащился слишком медленно. Видимо, нога и правда болела.

— Люди! Жалкие, хрупкие нытики! — Выплюнул я раздражённо, потом развернулся и подошел к патологоанатому, который был подозрительно бледен. Как бы он у меня не вырубился по дороге. — Стой. Ногу вылечу.

Буквально минута потребовалась на то, чтоб рвануть ткань брюк Маркова, положить ладонь на неприятно выглядящую рану, стянуть ее края, а затем превратить порез в еще свежий, но уже заживающий шрам. Можно было, конечно, брюки не портить, но через помеху в виде джинсовой ткани времени я бы потратил больше.