Джедедайя Берри - Учебник для детектива

Она уже начала выказывать признаки раздражения.

— Я ваш клерк, и вам это отлично известно.

Темп музыки ускорился, и танцующие самозабвенно закружились по площадке. Артур, аккордеонист, начал завывать, продолжая наигрывать аккомпанемент. Анвин обернулся и увидел, как резиновая струна виолончели лопнула и пролетела через всю комнату. На этом представление закончилось.

Когда он повернулся к столу, женщины в клетчатом пальто за ним уже не было. Вечеринка заканчивалась, все начали прощаться друг с другом. А что случилось с Эмили? Это было не очень-то деликатно с его стороны — бросить ее посреди танцпола.

Тут подошла мисс Гринвуд и взяла его под руку.

— Небольшая компания собирается ко мне, — почти шепотом сообщила она.

Швейцар кивнул им, когда они выходили, а примерно дюжина гостей выразили свое восхищение ее выступлением. Среди них был и мужчина в двубортном костюме. Но вот Эмили нигде не было видно. Они пошли по дорожке между платанами, а какой-то лысый человек в смокинге подобрал с земли горсть семян-крылаток, и те, подброшенные в воздух, закружились над головами как стая саранчи.

— Безумные маленькие пропеллеры! — выкрикнул он.

Они вернулись в отель «Гилберт» и по пожарной лестнице забрались в номер мисс Гринвуд. Мужчина в смокинге откупорил бутылку шампанского, и они выпили. Мисс Гринвуд рассмеялась и разбросала повсюду подаренный ей розы. Потом мужчина в смокинге и человек в двубортном костюме заспорили о том, кто из них преподнес мисс Гринвуд больше роз, ну и в конце концов подрались. Не желая созерцать эту безобразную сцену, она выгнала их из номера.

— Я намерена обо всем этом забыть, — заявила она Анвину. — Он эксплуатирует меня, использует мой голос, но ничего мне не объясняет. Так что вам придется запоминать все за нас обоих. Для этого вы мне и нужны. Чтобы запоминать.

Побыв еще какое-то время, Анвин ушел. На улице было холодно, а путь предстоял неблизкий. Он не мог бы сейчас со всей определенностью сказать, спит он или бодрствует, — тени вокруг падали под какими-то причудливыми углами, улицы оказывались извилистыми там, где могли бы быть прямыми. Но вот холод был вполне реален. Рука, сжимавшая зонтик, окоченела. Наконец он дошел до узкой зеленой двери своего жилища и поднялся к себе.

По полу, от входной двери до ванной комнаты, тянулась дорожка из красных и оранжевых листьев.

В ванне лежал детектив Сайварт. Вода на вид казалась холодной, и на ее поверхности плавали листья. Настоящий маленький прудик.

— Этот канал информации теперь для нас закрыт, Чарли. Эта женщина — я ошибался на ее счет. Она мне сердце разбила. Вот поглядите. — Он вытащил из воды разорванный лист и шлепком прилепил его себе на грудь.

Когда Анвин проснулся, то увидел, что лежит по-прежнему полностью одетый в своей кровати. В голове пульсировало, будильник отсутствовал, а в кухне кто-то возился, приготовляя завтрак.

Глава 9

Документирование сведений

Недостаточно, чтобы вас осенила некая догадка, — ее следует сформулировать и записать. И вот оказывается, что в написанном виде большая часть подобных озарений и подозрений представляют собой то, чем они и являются на самом деле, то есть мусором, достойным лишь того, чтобы его выбросили в колодец неисполнимых желаний, а не заносили в файл.

«Дело о краже двенадцатого ноября»: ну разве могло такое зародиться даже в самом темном уголке сознания, там, где положено быть памяти? Кто бы не похолодел от ужаса, совершенно ничего при этом не понимая? Вести о подобных происшествиях просачиваются сквозь все как чернила, пачкают руки, особенно кончики пальцев. И кто только не пытался их потом отмыть? Сайварт в своем рапорте писал:

Я вел себя точно так, как все вы вели бы себя на моем месте. Я был одурачен. Меня провели. Но потом, за завтраком, меня вдруг осенило. Ну и что с того, что догадки и озарения отнюдь не поощряются в Агентстве? На меня снизошло озарение, дорогой мой клерк, и я начал действовать в соответствии с ним. К тому же это был самый удачный выход из положения, самый удачный для всех нас.

Никто никогда не подключал Агентство к расследованию данного преступления, поскольку никто и не знал, что оно было совершено. Анвин заснул в понедельник, одиннадцатого ноября, а проснулся в среду, тринадцатого. Он проехал на своем велосипеде все семь кварталов до здания Агентства. В течение одиннадцати лет четырех месяцев и нескольких дней он был образцовым служащим, и на данном этапе карьеры ему никогда не приходило в голову совершить несанкционированную поездку, руководствуясь лишь своими интересами.

У себя на четырнадцатом этаже он обнаружил, что никаких новых вводных курьеры ему не доставляли, поэтому провел утро за окончательным оформлением дела, оставшегося с прошлой недели. Оно пока еще не имело названия. Анвину нравилось давать делам названия, хотя система перевода документов в архив, принятая в Агентстве, этого не требовала. Каждое дело имело свой номер, и только он значился в официальных бумагах. Тем не менее давать делам названия было для него маленьким невинным удовольствием, иногда оказывавшимся еще и полезным. Если у коллеги-клерка возникали какие-то вопросы относительно того или иного дела, обращение к названию могло здорово сэкономить время им обоим.

За ленчем Анвин все еще рассматривал и обдумывал разные варианты. Сандвич он принес на работу из дома в портфеле. Это был ломоть ржаного хлеба с сыром и куском индюшатины — его обычная трапеза по средам. Самый лучший способ скоротать время, думалось ему в тот день, — это заняться сопоставлением различных названий над сандвичем с сыром и индейкой.

Дело было не особенно интересное и в газеты не попало, так что никто из клерков, сидящих за соседними столами, не пялился в сторону Анвина в моменты, когда они полагали, что он их просто не видит. Он, однако же, всегда и на все обращал внимание, все замечал. И только когда он заканчивал оформление дела — а для Анвина это означало, что оно обретало свое название, — только тогда его коллеги получали возможность ознакомиться с его содержанием.

Покончив с ленчем, он принялся снова за работу, но тут ему вдруг показалось, что на четырнадцатом этаже в данный момент ведется уж слишком много телефонных разговоров. Клерки по большей своей части приникли к телефонным трубкам и что-то в них бормотали. Он уловил в их голосах определенную настороженность.

Может, это им звонят члены их семей или друзья, желающие что-то разузнать об этом деле? Такое явление было совершенно беспрецедентным. Анвин смял пакет из-под сандвича и швырнул его в мусорную корзину. К этому моменту он уже знал, как назовет это дело — «Происшествие с облицовочными зеркалами», что должно ассоциироваться с самой значительной уликой, содержащейся в деле, — но это демонстративное неуважение заставило его отложить завершение процедуры оформления по меньшей мере еще на час.