Тернистый путь - Виолетта Орлова

будет не так уж и больно, как ему кажется… Однако когда в воздухе просвистел хлыст и опустился на его голую спину, бедному юноше показалось, что кожу прожигают каленым железом. Он не смог сдержать тихого стона и дрожащими руками вцепился в рубашку, словно она могла хоть как-то спасти его от боли.

Клипсянин чувствовал, что кнут нанес ему глубокую рану, из которой сразу же хлынула горячая кровь, заливая благоустроенную дорожку. А потом было еще много вспышек боли, резких и оглушающих, когда его тело сильно вздрагивало и тут же замирало, в изнеможении. Несчастному казалось, что пытка длится вечно, и он уже не верил в то, что дотянет до конца. Сознание то уходило от него, то вновь возвращалось, подобно морским волнам; ему мерещилось, что он захлебывается в воде, ему нечем дышать, а потом коварное течение вновь прибивало его на берег, и он приходил в себя, совершенно измученный и обессиленный. Из его глаз струились слезы, которые он был не в состоянии сдержать. Наконец, воцарилась какая-то странная зловещая тишина, и удары прекратились. Песок под ним был залит его собственной кровью.

— Раны глубокие, их теперь надо зашивать, — нерешительным голосом произнес раб, который все это время наносил тяжелые удары. В глубине души ему было жаль юношу, подвергнувшегося такому суровому наказанию. Теперь у бедняги может начаться лихорадка, раны будут рубцеваться и чесаться, причиняя невыносимые страдания, и он, вероятнее всего, на время будет отстранен от общественных работ.

Господин Ролли удовлетворенно хмыкнул, глядя на строптивца, беззащитно лежавшего на земле. Медленно приблизившись к Артуру, мужчина грубо перевернул его на бок острым носком своей туфли. Лицо раба было белее снега, несмотря на сильный загар, а голубые глаза блестели от слез.

— Прости, Бат, но это еще не все, — с деланным сожалением проговорил старый армут, с полным безразличием глядя на избитого юношу.

— До вечера ты будешь прикован кандалами к дереву, а все остальные будут смотреть на тебя и набираться ума и послушания. Вечером тебя отведут к врачу; он же даст тебе воды.

Так как Артур продолжал молчать, никак не отреагировав на данную тираду, господин Ролли лениво ударил его ногой в живот, заставив юношу сжаться от новой вспышки боли. Затем мужчина, подумав, что и так уже достаточно наказал наглеца, хлопнул в ладоши, подзывая надсмотрщика. Как и обещал старый армут, Артуру надели кандалы на руки и поставили у дерева в центре небольшой площади, где в основном трудились другие рабы. Обессилевший мальчик не мог стоять на ногах, поэтому он просто беспомощно повис в кандалах, закрыв глаза. Он чувствовал, как по его спине стекает кровь, а полуденное солнце обжигает кожу и накаляет железные кандалы на его руках. Кажется, мимо него тихо проходили другие несчастные узники шатров, однако они не решались поднять на него глаза.

Бедному мальчику ужасно хотелось пить, а когда солнце уже достаточно нагрело ему спину, жажда стала и вовсе невыносимой. В какой-то момент он не выдержал и взмолился у проходящего раба о глотке воды. Однако юный слуга, услышав его просьбу, в испуге отпрыгнул от несчастного, словно боялся, что его тоже могут наказать. Все это не укрылось от господина Ролли, который лениво поглядывал на наказанного раба. Старый армут приблизился к Артуру и с нескрываемым удовольствием посмотрел в его замутненные от боли глаза.

— Если ты чего-то хочешь, Бат, можешь вежливо попросить у меня, и я выполню твою просьбу, — с грубым смешком проговорил мужчина. Ему было интересно, в какой момент, наконец, непокорный раб примет его правила игры. Юноша с трудом приподнял голову и с безразличием взглянул на своего врага. Жажда страшно мучила его, но, тем не менее, он не сказал ни слова.

Армут лишь пожал плечами и отошел в сторону; мальчишка еще не знает, насколько сурово может караться подобное упрямство.

Ближе к вечеру Артура, наконец, освободили. Впрочем, бедный юноша об этом не узнал, так как был без сознания. Тогда-то он в первый раз оказался в комнате местного врача, чрезвычайно уважаемого человека, господина Льгинкиса. Покои доктора были практически такими же роскошными, как и хоромы четы Ролли. Из всего обслуживающего персонала именно господин Льгинкис пользовался особым доверием и уважением господина Ролли, ведь от этого искусного врача зависело здоровье всех обитателей шатра. Старый армут был весьма неглупым человеком, поэтому он понимал, что лекарь на самом деле является куда более полезным, чем любой из его наемных работников, и посему должен обладать особыми привилегиями. Господин Ролли, не жалея средств, вкладывался в развитие медицины; он отчетливо осознавал, что и ему самому рано или поздно придется воспользоваться помощью врачевателя.

Достопочтенный лекарь занимал несколько просторных, роскошно обставленных комнат, отделенных друг от друга раздвижными ширмами. Когда рабы внесли Артура в покои господина Льгинкиса, тот передернул плечами и брезгливо сморщил крючковатый нос.

— За что вы их так разрисовываете? — раздраженно поинтересовался старик у вошедшего господина Ролли. Тот добродушно пожал плечами.

— За непослушание.

— Таким манером у вас не только непослушных, но и вообще рабов не останется, — брюзгливо продолжал старый врач.

Удивительно, но этот маленький человечек, пожалуй, был единственным в шатрах, кому позволялось подобным образом разговаривать с господином Ролли. Врач даже мог бы влиять на некоторые решения старого армута и защищать рабов, чего он, впрочем, не делал. Сострадание было чуждо его характеру.

— Что с ним? Он уже давно без сознания. Неужели обычная порка дала такой эффект? — озабоченным голосом поинтересовался армут.

Врач склонился над юношей, которого заботливо положили на пуховые подушки. С лица господина Льгинкиса не сходило брезгливое выражение. По правде говоря, доктор ненавидел больных всем сердцем.

— У него степная лихорадка, — наконец, безапелляционно заявил он, продолжая рассматривать пострадавшего.

— Это серьезно?

— Я уберу проявления болезни. У меня есть необходимые медикаменты. Завтра от нее не останется и следа. Однако она может вернуться при подобном обращении… В ближайший месяц его нельзя наказывать и заставлять перерабатывать. Иначе лихорадка вернется, и тогда она может стать опасной для его жизни. И кормить его надо получше. Фрукты и овощи обязательно должны присутствовать в его рационе.

Армут поморщился.

— Все настолько плохо? — пробормотал он себе под нос.

Врач пожал плечами.

— Все зависит от того, насколько вам дорога жизнь этого работника.

Господин Ролли еще раз взглянул на юношу. Все тело больного сотрясала крупная дрожь, черные волосы его были мокрыми от пота, а лицо — белее подушек, на которых он лежал. Губы старого хозяина исказились в мстительной усмешке.

— Откровенно говоря, мне наплевать на его жизнь, —