Агент Их Величеств, часть вторая - Александр Н. Александров

сердца рвалась наружу такая чёрная безнадёжная тоска, что впору было сесть на пол и завыть. Даже эфир здесь был словно заляпан грязными пятнами – явление, с которым следователь до этих пор ни разу не сталкивался.

Копаться в бумагах не хотелось, поэтому Фигаро подошёл к расследованию в своём ключе: завалился однажды вечером к сторожу, обитавшему в маленькой комнатушке первого этажа недалеко от парадной двери. Сторож – старичок-инвалид, постоянно гонявший чаи и кипятивший воду в плохо запаянном самоваре, с огромным удовольствием принял от следователя бутылку водки в качестве презента и тут же предложил распить её на двоих, что и было сделано.

От сторожа Фигаро узнал, что во время войны в здании архивов располагался штаб внутренней разведки Тудымского округа, а в коридорчике в подвале расстреливали заключённых.

- Человека выводили в тот коридор, – старик хмурился, поглаживая усы, – по бокам два конвоира, а позади солдат с пистолетом. Обычно, приговорённый даже не догадывался, что его ведут на расстрел. Когда проходили центральную часть коридора – там ещё на стене висел большой красный огнетушитель-пеногон – шедший позади солдат стрелял заключённому в затылок. Всегда в одном и том же месте; так было проще привыкнуть. Тело со временем всё запоминало и в нужный момент действовало само. Конвоиры подхватывали труп и тащили дальше по коридору – видели, там в конце дверь? За ней был ледник на двенадцать мест; там до сих пор воняет хлоркой... Мда... Палач получал две бутылки водки и пол-империалу, а конвоиры потом мыли пол в коридоре. Хотя это было без смысла: там плитка, на которой ни черта не видно... Вот такие вот дела, господин следователь. Авось, не в раю живём.

Фигаро рассказал то, что ему удалось узнать куратору Ноктусу, и спросил, откуда приходит то жуткое чувство чёрной безнадёги, что захлёстывало следователя в коридоре. Ноктус коротко пожал плечами, и сказал:

- Шрамы мира. Что-то глубокое, глубже, чем доступные нам уровни, на которые мы можем прозревать мировой эфир. Это как смрадный сквозняк, который тянет из-за двери времени. Причём почему-то только в некоторых местах... или от некоторых людей. Чёрт его знает, почему так. Как правило, это просто следы прошлого, вроде кровавых пятен под обоями, но, бывает, что такое эхо приходит и из будущего. Очень редко, но бывает. Не забивайте себе этим голову, Фигаро. Что было то прошло.

Следователь поёжился, плотнее запахнувшись в плащ. Сейчас он стоял, фактически, на кладбище, но тёмный тоскливый ветер дул вовсе не из-под земли, где лежали сокрытые следы былых преступлений. Тьма тихо выла над тем местом, где в засохшей грязи отпечатались едва заметные следы дорогих туфель с шипами-пирамидками на подошвах, и Фигаро, как бы он ни старался, не мог заставить себя поверить в то, что этот смрадный поток ядовитого ужаса прилетает к нему из прошлого.

Он швырнул сигарету на землю, раздавил её каблуком, и быстро, постоянно оглядываясь, зашагал к старому «Рейхсвагену». Где-то хрипло закаркала ворона, точно зашёлся удушливым кашлем призрак чахоточника, далеко на западе заворчал гром, и дождь, наконец, хлынул: ровный, холодный и сильный; настоящий осенний дождь, из тех, что топит в грязи все следы и все дороги на свете.

Глава 7

Высокие напольные часы зашипели, зажужжали и мерно, вкрадчиво пробили девять раз. Вечер, но здесь, в Верхнем Тудыме, ещё детское время: на улицах только-только начинали появляться гуляки и всё чаще стучали по брусчатке копыта лошадей запряжённых в мелькающие за окнами пролетки. Дождь холодными пальцами быстро-быстро барабанил по карнизам, но горожанам, похоже, было всё равно: дождь на улице, снег, или извержение вулкана. Главное, что горят в темноте вывески над сомнительного вида разливочными, трепещет пламя под колпаками газовых фонарей и доносится музыка из полуподвальных дыр, где играли в карты на деньги, дрались на деньги, пили на деньги, а также многое другое, о чём не говорят в приличном обществе, если таковое, конечно, ещё где-то осталось.

- Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт.

Фигаро взъерошил волосы, стукнул кулаком по столу, и хмуро уставился на болтавшийся в углу скелет.

В полумраке (горела только настольная лампа) комната – она же морг, она же стоматологический кабинет – выглядела мрачно. Не «загадочно и мрачно», а именно мрачно безо всяких дополнений: тусклый зелёный свет лампы в сорок свечей холодными бликами сверкал на изгибах хирургической стали, тошнотворного вида зубодёрных инструментах и шкафах, за стеклянными дверцами которых плавала в формалине всякая-разная анатомическая гадость, к которой следователь особо не присматривался.

- Чёрт!

Скелет, похоже, был, в целом, согласен. Будучи просто кусочками белёного дерева, коим долженствовало изображать человеческий костяк в натуральную величину, за свою жизнь он успел побыть и вешалкой для шляп, и подпоркой для дверей, и даже пугалом, так что скелету было кое-что известно о жизненных перипетиях.

Следователь покачал головой, вздохнул, ругнулся поматерно, сжал испачканными чернилами пальцами автоматическое перо, и уставился на лист бумаги, что лежал на столе, прижатый по углам потёртыми латунными зажимами для письма. Бумажный лист был уже порядком заляпан кляксами, почёркан и забрызган мелкими чернильными капельками; на нём громоздились друг на дружку овалы и круги с именами в них и путались в дикие узлы идущие от этих кругов стрелки.

«Роберт Фолт» – кричала красночернильная надпись в одном из овалов, от которого тянулись стрелки-ниточки к кружкам «Косой Рене» и «Мартин Фолт». И, конечно же, широкая стрела указующая в самый верх листа, где согбенной виселицей корёжился Большой Вопросительный Знак – таинственный колдун «господин Тренч».

Фигаро вздохнул, и обвёл вопросительный знак красным. Это не слишком помогло мозгу зацепиться, наконец, хоть за что-то в хаотичном переплетении стрелок и имён на бумаге, зато принесло некоторое нервное успокоение. Следователь подумал, и пририсовал вопросительному знаку маленький галстук-бабочку, висящую прямо в воздухе шляпу-цилиндр и усики-стрелочки. Теперь условный колдун-инкогнито выглядел куда солиднее, и Фигаро, удовлетворённо отложив в сторону автоматическое перо, встал с кресла и, шумно отдуваясь, прошёлся по комнате, заложив большие пальцы за брючный ремень.

Вслушиваясь в дробный стук дождевых капель по стеклу, Фигаро вдруг понял, до какой степени ему не хочется заниматься этим делом. Строго говоря, ему не хотелось заниматься вообще ничем; дневной запал выдохся, и теперь следователь чувствовал нечто вроде умственного похмелья.

Напольные часы, тихо прошептав себе под нос едва слышное ругательство, вызвонили четверть. Зашуршал в углу домовой, недоверчиво буравя странного колдуна глазками-бусинами, но Фигаро не обратил на домашнего духа внимания; он медленно подошёл к окну