Александр Лонс - Арт-Кафе

Во время всего этого монолога Лилька каменной фигурой смотрела перед собой. Ни один мускул не дрогнул у нее на лице. Я почему-то испугалась, что она сейчас прыснет от смеха и расхохочется. Но обошлось.

– Для меня высокая честь работать с такими перспективными сотрудниками, – церемонно сказал Андрей Александрович. Чувствовалось, что слова шефа произвели впечатление на переодетого священника.

Как потом язвила Лилька – у нас на фирме все сотрудники перспективные. Просто совсем не веселые у некоторых перспективы.

– К сути, – продолжил бородатый клиент. – Скажу сразу, Его Святейшество помнит и высоко ценит то дело по возвращению похищенного церковного архива, что вы так блестяще провели и завершили. Но на этот раз церковь будет работать с вами строго конфиденциально и анонимно. Официально ваш клиент – мой брат-близнец, как лицо сугубо приватное. Он мирянин, и не особенно в курсе моих дел, но я буду действовать от его имени с полного его согласия. Как вы понимаете, наша служба безопасности провела кое-какие действия, и некоторая информация уже имеется. Но – недостаточная, поэтому поручить вам основную работу по расследованию принял решение сам Святейший. Официально Церковь в это дело не вмешивается, хранит молчание и никак не комментирует происходящее. Такова воля Его Святейшества. Мы навели справки и выяснили, что ваша фирма пользуется высокой репутацией и славится надежностью, поэтому мы снова обратились к вам, но уже неофициально. Более того – плоть человеческая слаба и грешна…

Бородатый Андрей Александрович ненадолго замолчал, а мы соблюдали паузу, ожидая продолжения. Не знаю как остальные, но я ждала разъяснений по теме «плоть человеческая слаба и грешна», но комментариев не последовало. Наконец наш клиент сказал:

– Дабы упредить возможные вопросы и рассеять ненужные подозрения скажу сразу, что на мне монашеский сан, но согласно указанию Святейшего у меня особое служение. Я имею право носить мирскую одежду, появляться в светских местах, на мирских собраниях и, если угодно Всевышнему, вести себя как любой светский гражданин. Все это для пользы Церкви и во служение Господу нашему. Все материалы я передал вашему начальнику, – «монах» сделал легкий поклон в сторону шефа, – и дальнейшие инструкции получите уже от него….

Наконец переодетый монах ушел. Потом шеф отпустил Лильку. Думая, что про меня просто забыли, я встала и сделала движение к выходу.

– Стелла, задержитесь на минутку, – в последний момент сказал шеф, когда я уже почти вышла за дверь. Это начинало надоедать. – У меня пара вопросов к тебе.

– Да шеф? – немного нервно спросила я. Обращение «на ты» означало, что беседа будет носить неофициальный и доверительный характер.

– Присаживайся. Так… Ну, и что ты об этом обо всем думаешь?

– О чем? О нашем заказчике, или обо всем этом деле?

– Обо всем в комплексе, – как-то задумчиво вымолвил мой начальник.

– Если честно, то нужно максимально тщательно это расследовать, сделать все, от нас зависящее, и предоставить соответствующий счет за услуги. По-моему эти ребята небедные, и их нам сам бог послал.

– Грамотно излагаешь, – кивнул шеф. Я ожидала продолжения, но мой босс ничего не сказал, только молча смотрел куда-то в сторону окна. Наконец, я не выдержала:

– Разрешите еще спросить?

– Естественно, зачем еще я просил тебя задержаться? – повернулся ко мне мой босс. – Можно подумать, что запрети я все твои вопросы, ты станешь молчать.

– Вы не справедливы ко мне, шеф…

– Начальник должен быть несправедливым, – как-то сочно вымолвил босс. – Будь я справедлив, вы бы здесь уже не работали.

– Нашему клиенту… – замялась я, – в широком значении этого термина… ну, вы меня поняли, зачем им эта икона?

– А, да. Самое главное я не успел сказать, а этот симпатичный господин видимо решил, что вы все уже в курсе. Руководство нанявшей нас организации полагает, что в иконе спрятан некий документ, подтверждающий притязания ЕХАЦ на древность и легитимность.

– Как все туманно. По-моему тут что-то притянуто за уши. Вам так не кажется?

– Если честно, то сразу показалось. Но что я могу сказать? Есть клиент, причем – дрогой клиент, мы с ними уже работали и хорошо знаем их финансовое положение. Идея понятна? Дело мы приняли, поэтому будем трудиться. Давай-ка составь план мероприятий и покажи мне. Думаю, ты и так все прекрасно понимаешь, но все-таки покажи – не повредит.

Оставшаяся часть дня мне почти не запомнилась. Пока составляла планы, решала всякие текущие проблемы и снова составляла планы, как вести себя в данном конкретном случае, наступил вечер. А потом незаметно перешел в ночь. Дома оказалась только к началу первого.

От своего дома я не ожидала ничего, кроме пустой квартиры и почти полного холодильника. Впрочем – ничего иного мне тогда и не требовалось – впереди маячили полные свободы сутки, которые я намеревалась провести в приятных занятиях с чашкой кофе у своего компьютера. Рассчитывала разобраться в этом окололитературном деле, и времени вполне должно было хватить. В последние годы я любила эти поздние час-два перед сном: единственное свободное время суток. Даже рано утром доставали телефонные звонки, лишь ночью, часов после двенадцати, оставалась возможность побыть с собой.

Начать собиралась немедленно после ужина.

Ага, как же… Щаз!

То, что наш мир – несовершенен, известно всем, но мы вовсе не обязаны стараться представлять его таким, как в какой-нибудь идеальной схеме. Как писал когда-то Ремарк – «не надо бояться быть смешным. Впрочем, для этого требуется не только мужество, но и известная непринужденность». У меня явно всего этого в дефиците, да и в смешные ситуации попадаю регулярно. Или время от времени.

Телефон зазвенел в тот самый момент, когда я уже подносила ко рту стакан кефира. Интересно, можно ли назвать это ужином? В полпервого ночи? Видимо да, почему нет?

– Алло? – спросила я трубку, разглядывая табло. Номер не определился. – Слушаю!

– Стелла, – утвердительно сказал баритон, звучащий из телефона.

Голос был мне отлично знаком. Звонил мой бывший – моя прежняя любовь. Мы практически уже расстались, что произошло не самым приятным для обоих образом. Но до полного разрыва, несмотря на все старания, так и не дошло. Иногда виделись, и эти встречи постепенно начинали меня нервировать. Была в наших отношениях какая-то искусственность, неестественность и напряженность. Это утомляло. С раздражением скорчила рожу, подавив мучительное желание отключиться, но вместо этого как можно вежливее и спокойнее произнесла: