Сергей Гомонов - Пари с будущим

— А как же… — я нарочно не договорил, вместо этого с намеком пошевелив бровями.

Аникин отмахнулся:

— Не было бы счастья, так несчастье помогло! Людка тогда как увидела меня, расписного, на пороге, так и вылетела отсюда пробкой. В пару секунд шмотки собрала!

— Но она же, вроде… ну, ты говорил…

— Слухи о залете, как оказалось, тоже были сильно преувеличены с известной целью! — радостно засмеялся приятель, потирая ладони и нисколько не стесняясь своей гламурной гостьи, от которой я только что так тщательно шифровал свои вопросы.

— Ты у нас, Аникин, как какой-нибудь дон Педро из латиноамериканского мыла. Всё-то у тебя страсти кипят, крышку срывают.

Мы чокнулись. Вообще-то нормальные люди пьют этот напиток так: проводят по ободку фужера долькой лимона, а потом обмакивают смазанной частью в соль. Благодаря этим ухищрениям текила пьется легче и приобретает интересный оттенок вкуса. Но Руське возиться было лень, да и не факт, что лимоны обитали в его холостяцком холодильнике, а гламурная киса вряд ли стала бы портить маникюр ради ублажения каких-то двух придурков.

— Дэн, — пояснил Руська для нее, — у нас пожарный. Настоящий.

Громадные черные глазищи кисы распахнулись.

— Ж-ж-жесть! — прокомментировала она.

— Не то слово! — мне стало весело. — Жуть и мрак!

Руська прочувствовал тему сразу и заржал. Где он их только таких находит?..

— У меня к тебе дело, — я решил заканчивать с предисловиями и приступать ко второй части «марлезонского балета».

— Ну, ты разве ж просто так, без задней мысли, к старому другу заглянешь? — снова включил обиженного мальчика Аникин. — Ну и чего там у тебя?

Он ко мне не заглядывал вообще, но я решил не спорить и продолжил:

— Мне нужен твой совет, как найти подход к этому вашему системщику, к Вольдемару?

Аникин обалдело поглядел на меня:

— Ты правда, что ли, его Вольдемаром тогда назвал? А я-то думаю, чего этот пень на меня волком смотрит! — Руська захохотал, сгибаясь пополам и стуча кулаками по оголившимся коленям. — И как только он тебя там за это проводами не придушил?! — простонал он. — Во… Вольдемар! Я ж прикололся, а ты и поверил!

— Аникин, хорош ржать, не то проводами задушу тебя я, — после этого я взглянул на смеющуюся Эллочку. — А она пройдет по делу как сообщница.

— Ладно, — смилостивился Руська. — Зовут его действительно Владимиром. В фирме он Вовик, а для тебя — Владимир Анатольевич… Ладно, ладно, просто Володя, шучу!

— Тупые у тебя шутки, Аникин! Ох тупые! Так он действительно такой всемогущий, или Винду удачно переустановил — и бог программирования?

— Нет, таких, как ты говоришь, у нас не держат. Там квалификация ого-го. А подход к нему найти не трудно. Вот что-нибудь такое же ему купи, — он кивнул на текилу. — А главное — все время покорно соглашайся, что ты ламер конченный, и пой ему дифирамбы, он это любит. После энного количества стопарей станет добрым и сговорчивым. Дерзай!

Тут брюнеточка, углубившаяся было снова в журнальное чтиво, с восторгом воскликнула:

— Руся, а тут в твоем журнале пишут, что в следующем году будет конец света! Вот: «Майя предсказали второй Всемирный Потоп 21 декабря 2012 года»!

— Ну они же его себе предсказали, — небрежно бросил реплику Аникин, едва взглянув на подружку.

— Почему себе? Они не только для этой своей… Африки… Они пишут, что для всего мира будет конец! — заспорила киса.

Я уже собирался уходить, но порывистая активность юной красотки меня остановила. Она так славно складывала маленькие пухлые губки бантиком, так хлопала ресничками, что не умилиться было невозможно.

— Ну, одно время и в просвещенной Европе считали, что Земля плоская, а мир заканчивается на востоке — страной самураев, а на западе — Геркулесовыми столпами.

«До которых вы сейчас и договоритесь», — так и подмывало завершить Руськину фразу, но я смолчал, решил не стервить, и вместо этого попрощался.

Неожиданно эта парочка изъявила желание меня проводить до дверей.

— Чего это от тебя чесноком за версту несет? — поморщился Аникин, когда я натянул куртку. — Ну и вонь!

Я уже хотел ответить, но тут Эллочка ни с того ни с сего возьми да и спроси:

— Дэн, а ты когда-нибудь кого-нибудь спасал?

— В смысле? — я даже не сразу понял, о чем она.

— Ну как пожарный кого-нибудь вытаскивал из огня?

Это она у меня интервью, что ли, пытается взять? Может, киса — Руськина подмастерье, будущая журналистка? Надо с этой братией ухо держать востро, а то понапишут какой-нибудь ереси, так меня парни на работе потом засмеют.

— Да нет. Слава богу — не доводилось.

Ситуаций, когда надо кого-то спасать из огня, к счастью, на моем опыте не случалось. Так, вывели один раз с Женькой из задымления нескольких школьников, но то же не из огня, да и особой опасности там не было. Вот в той общаге, я понимаю, ребятам пришлось тогда идти на крайние меры, чтобы вытащить нескольких застрявших на балконе жителей, которые не могли справиться с заваренной доверху решеткой. И что отвлекло Степуху в сторону от остальных коллег — неизвестно…

Мы попрощались, и я вышел в подъезд, но тут Руську осенило:

— Стрелец, а ты у меня ничей телефончик узнать не хочешь?

— Ты же мне уже его аську записал!

— Да я не про Волдемор… тьфу! Я про другой телефончик, — Аникин подмигнул. — Она, кстати, на днях о тебе спрашивала. И чем только ты такую телочку пронял — смотреть, блин, не на что! — окинув меня презрительным взглядом сверху вниз, Руська поморщился. — Да еще и амбре это чесночное! Шарман! Баб этих не поймешь…

— Ладно, потом как-нибудь. Пока!

— Покедас! — буркнул приятель, скрываясь за дверью.

Наверное, Стелла его отшила, и за это он такой злой на меня. Руська любит быть в центре внимания и чувствовать себя непревзойденным.

А я почему-то искал, но не обнаруживал у себя интереса к топ-топ-модели. И вообще меня больше беспокоило то, под каким соусом лучше объясниться с Ленкой насчет моего непростительного поступка. Мало того, что я чувствовал себя предателем Степкиной памяти, так еще и не знал, какие подобрать слова, чтобы извиниться перед Ленкой и не обидеть ее этим. Но молчать, не звонить и избегать бесконечно тоже нельзя. Она тактичная, сама не дозванивается, но мое молчание уже наверняка отметила и переживает. Нет, надо будет что-то предпринять. Я так не могу. Будь на ее месте кто другой — может быть, и не беспокоился бы. Но Ленка занимала в моей жизни какое-то особое место. Какое — я еще толком не разобрался. Но относиться к ней легкомысленно было невозможно. И это сильно грузило меня последние дни.