Шушмор. Наследие исполинов - Константин Викторович Кузнецов

головы и змеиная чешуя выглядели искусно, хорошо детализированно.

Обойдя столб по кругу, Зубов поднял голову и попытался дотянуться до ноги цыганенка, но не смог. Слишком уж высоко была подвешена жертва.

— Эй, помогите мне! — крикнул следователь.

Но никто не ответил.

Зубов обернулся: околоточный стоял рядом с лодочником и что есть мочи крестился.

— Вы чего это, господа хорошие, умом тронулись? — уточнил Зубов.

Но Гвоздев только отмахнулся:

— Вы как желаете, ваше благородь, а мы с Василем не в жизнь в этот проклятый круг не сунемся. Хватит, навидались страстей! Не желаем следующими жертвами становиться, не уговаривайте.

«Ну что за дремучие племя», — подумал про себя сыщик. И ведь никак им, дурням, не объяснить, что нет тут ничего опасного. Так нет же, твердят как попки: «проклятие, проклятие»!

— Идите, живо, говорю! Иначе рапорт на вас накатаю! — указал он на Гвоздева. — А тебя прикажу плетьми отходить! — перевел он палец на лодочника.

— Не имеете права! — тут же откликнулся Василь. — Я свое дило исправно сделал. Привез куды треба, а дальше уже не мое!

— Отказ пособить власти есть самое гнусное преступление, — ответил Зубов и сам себе не поверил. Как-то уж слишком жиденько сказал, без строгости.

— Все равно не пойдем, хоть режьте! — заявил Василь.

Зубов отвернулся:

— Ну и черт с вами, горемычными.

«Придется самому исхитриться, раз без помощи остался».

Нашел он палку подлиннее, привязал к ней нож веревкой и, подняв ее вверх, начал резать узлы. Уже через минуту тело упало на землю, вызвав у лодочника новый приступ причитаний.

Но Зубову было не до этого. Необходимо было внимательно изучить тело мальчика и записать все подробности в блокнот, дабы не позабыть важные факты.

Надрезы были неглубокие, серповидные — такие ножом не сделаешь, тут либо особый медицинский инструмент требуется, либо хитроумная заточка. По всей видимости, мучитель хотел позабавиться с жертвой, проявляя не столько жестокость, сколько пытаясь истязать жертву. Но в чем причина? Неужели глумился, чтобы выведать у цыганенка какой секрет? Но что мог знать малец, который промышлял исключительно воровством?

Перевернув тело на бок, а затем на спину, Зубов насчитал семь поверхностных ран. «Длинные, извилистые словно змеи», — пришло на ум нехорошее сравнение.

Впрочем, сейчас ему везде мерещились ползучие твари, казалось, что даже возле сапог копошатся склизкие клубки, готовые впиться в него своими острыми зубами.

Ушибов и ссадин на теле мальчика обнаружено не было. Кости тоже оказались целыми. Получается, цыганенок даже не сопротивлялся. Покорно отправился на заклад, словно сын перед отцом. Кажется, Авраам собирался принести в жертву сына своего Исаака таким же образом. Только там вышел положительный финал. А здесь…

Зубов не стал больше мучить ни себя, ни жертву. Аккуратно отнес мальчугана в сторону, положил на одеяло и накрыл плащом. Теперь необходимо было изучить само место преступления. А посмотреть здесь было на что. Оказалось, что причудливая вязь имелась не только на змеиных столбах, но и плавно переходила на каменные плиты на земле, создавая целые клубки путаных линий вроде лабиринтов. Круги, серпантины и хитросплетения. Но главное, что сразу бросилось в глаза, — это три глубокие канала, один из которых располагался прямо под тем местом, где была подвешена жертва. Получается, что кровь мальчонки стекала прямо внутрь каменного ковша и дальше по каналам растекалась еще в два направления.

«Это все игра, некая жуткая, преступная игра, — твердил себе Зубов. — Злой гений способен избрать для своих злодейств любое мистическое обличие. Только что же это за забава такая?»

На ум следователю пришли старые, полюбившиеся всем игры: рифмы, фанты, горелки, пузеля, почта в шляпе, паутинка…

Зубов резко замер и еще раз взглянул на рисунок под ногами.

— Что там? Что⁈ — встрепенулся околоточный, продолжая оставаться за чертой.

Сыщик не ответил, а вместо этого ловко подтянулся на столбе и, повернув голову, посмотрел на рисунок с высоты десяти футов.

— Да тут, братцы, не паутинка, а целая паутина! — победоносно заявил он.

Он быстро спрыгнул вниз и начал быстро рисовать что-то в своем блокноте, проговаривая достаточно громко:

— Эво, какая штука получается! Вот так штука!

— Иван Федорович, милый. Ты уж не держи нас в неведении, — буквально причитал издали Гвоздев.

— А ты бы, голубчик, подошел и помог, а не щемился по щелям словно таракан, — устыдил его сыщик.

Околоточный посмотрел на лодочника, который так и обмер со страха.

— Не ходи, хрестом богом заклинаю! — запричитал Василь.

— Не могу стерпеть. Служба зовет. Долг, понимаешь ли.

Околоточный извлек из-под одежды крестик. Поцеловал его, вроде как на прощание, и, переступив черту, направился к Зубову.

Рисунка он, конечно, не разглядел, а вот узору на гладком темном камне поразился. Ох, что же за диковинные здесь были изображения: и горы, и моря, да паутина, соединяющая все эти красоты воедино.

— Что же это за паутина такая? — шепотом произнес околоточный.

— Не паутина это вовсе, а дверь, — также тихо ответил Зубов.

Гвоздев задумался, отчего на лбу его появились глубокие складки.

— Дверь, это куды же?

— А это, друг мой, мы с тобой узнаем, когда распутаем клубок, — пообещал ему сыщик.

Но околоточный ему не поверил. Ему это место представлялось неким чудовищем, пытавшимся выспаться перед скорой охотой.

— Бежать отседова надо и как можно скорее, Иван Федорович. Заклинаю вас! Добром это точно не кончится.

Зубов убрал блокнот во внутренний карман пиджака, обернулся и внимательно посмотрел на помощника:

— Не думал, что ты, братец, такой пугливый. И какие только черти тебе здесь привиделись?

— Так ведь Урочище это древнее. Мне про него еще бабка рассказывала, что много лет назад, сколько уж не упомнишь, было здесь поселение одно. Звалися они Озерниками. И было у них божество, которому они поклонялися. Телом вроде человек, а голова у него змеиная. Уром его звали и почитали, как у нас святого почитают.

— Уж не богохульствовать ли ты решил⁈ — зло зыркнул на Гвоздева сыщик.

Околоточный испугался, принялся оправдываться:

— Да что вы⁈ Я же просто рассказываю как сам слышал!

— Хорошо, продолжай.

— Так вот, значится. Был этот змей настоящим исполином! Два человеческих роста, как пить дать. Только не человек это вовсе, поскольку лицом змею напоминал. Не кожа, а чешуя, язык длинный, глазки темные и вытянутая морда.

— Сказки ты мне, друг ситный, рассказываешь и даже не краснеешь, — сказал Зубов.

— Да вот те крест, ей-Богу, не вру! — осенил себя перстом околоточный. — Так бабка сказывала, а ей ее, и так бесчисленное множество старух, что в роду моем значатся.

— И что же этот Ур, здесь свои порядки установил? — тяжело вздохнув, спросил Зубов.