Мак Рейнольдс - Радикальный центр

Сэм подвинул мне кружку с пивом и, заинтересованный, снова облокотился на стойку.

– Значит, вы считаете, что все происходит именно так?

– Да, – ответил я уныло. – Но никто об этом не задумывается, даже если потом удача оборачивается для тебя ведьмой на помеле.

– Ладно, – сказал Сэм, – может быть, оно и так. Но мне всегда было интересно, почему вместо того, чтобы цепляться за работу репортера, вы не уедете в Вегас покрутить там колеса? Ведь работа репортера вам, во всяком случае не по душе?

– Когда пиво стоит сорок центов за порцию, – мрачно проворчал я, – мне по душе любая работа, приносящая три сотни в неделю.

Сэм посмотрел на настенные часы.

– Эй, – воскликнул он, – сейчас будет Дуган.

Он повернулся и включил ящик для идиотов, не обращая внимания на выражение неприязни на моем лице.

– Тебе что, не нравится со мной беседовать? – прорычал я.

– Да нет, мистер Майерс, – ответил он, не переставая возиться с ручками настройки. – Это новый стереовизионный персонаж.

– Никогда о нем не слышал.

– Сейчас, через минуту начнется, – сообщил Сэм, хихикая в предвкушении. – Это новая передача. Предполагается, что он как бы герой, ну вы понимаете? Но внешность у него не то чтобы такая. На самом деле уродлив, как обезьяна. Ну спокойный у него такой характер, и вечно с ним что-то такое случается. Ну и девушки его не любят, и все такое. Он обыкновенный. И можно подумать, что все, кто смотрит стерео, ненавидят его за нахальство. Ну и отчасти это так. Но он не то чтобы деревенщина, вы понимаете? Он – герой. Только у него толком ничего не получается.

– То есть он что – новая звезда? – неприязненно поинтересовался я. – А что случилось с такими персонажами, как Кэри Грант и Рок Хадсон[3]? Хорошие ребята, которые всегда, нравились девушкам.

– Хотите еще пива, пока не начался Дуган? – спросил Сэм.

– Да черт с ним, с Дуганом! – прорычал я и, слезая с табурета, швырнул ему доллар. – Мне нужно подумать о радикальном центре.

И тут у меня внутри что-то екнуло.

– Этот Дуган что-то вроде антигероя? – спросил я зло.

– Да-да, я думаю это так, – откликнулся радостно Сэм, пока диктор закруглялся с рекламой.

Тот ратовал за один из новых миникаров, импортируемых из Японии, и пренебрежительно отзывался о «динозаврах» из Детройта. Эта японская машина имела столько же приборов и хрома, как доисторическая фордовская модель «А», а ее стоимость была в два раза меньше, чем у самого дешевого кара на воздушной подушке. Я знал, что местами их распродажа идет бешеными темпами.

Я снова взобрался на табурет.

– Так тебе нравится этот тип, антигерой, а? – спросил я.

– Ага. Знаете, те парни, которых вы упомянули, ну, как тот Рок Хадсон, – все это такая мура! Они всегда богатые и красивые. Они знакомятся с девушками, и у каждого есть красивый дом; они разъезжают на итальянских спортивных аэрокарах и едят в этих роскошных ресторанах, где все еще есть официанты; шатаются по ночным клубам для миллионеров и пьют шампанское. А девушка? Она может свалиться со скалы, но чтоб при этом из ее прически выбилась хоть одна прядь – никогда! И вся эта мура кончается всегда одинаково: и стали они вмести жить-поживать да добра наживать.

– Не становись циником, Сэм, – сказал я ему, а себе под нос пробормотал: – Значит, сегодня в самых популярных стереошоу хорошие парни девушкам больше не нравятся.

На следующее утро мне не удалось добраться даже до стола городских новостей, чтобы отметиться у Блакстона. У дверей лифта, как всегда запыхавшаяся, меня поймала Руфи.

– Мистер Майерс, – взахлеб начала она, – я вас искала буквально повсюду.

– Тем меня нет, – заверил я. – Меня есть здесь.

– О, мистер Майерс, – она хихикнула, оценив шутку. – Вы всегда такой остроумный! Вас хотел видеть мистер Уилкинз.

– Ох-ох, – сказал я. – Вот я и сразу перестал быть остроумным.

Я направился вдоль по коридору к кабинету коммерческого директора.

Уэнтуорт Уилкинз, не в пример редактору отдела городских новостей Блакстону, был журналистом новой шкоды. Он получил в наследство большую часть «Джорнал» от своего отца, которую тот в свою очередь унаследовал от своего. Как рассказывают сотрудники-ветераны, папаша Уэнтуорта настоял, чтобы тот прошел все ступеньки в редакции снизу доверху. В результате неделю он был копировальщиком, неделю – репортером на побегушках, неделю – репортером по происшествиям, неделю начальником копировального отдела, месяц – ночным редактором, месяц – редактором отдела городских новостей, и с тех пор и по сей день, зная дело от альфы до омеги, он был заместителем главного редактора по коммерческой части.

Не знаю, чем уж я это заслужил, но он мне покровительствовал. Будь на то воля Блакстона, я бы вылетел с работы через двадцать четыре часа или вылетал по крайней мере с недельной периодичностью с момента поступления на нее. Но старина Уилкинз верил в меня. Возможно, он ожидал, что в ближайшее время я снова притащу супербомбу и тяпну Пулитцера в третий раз, установив таким образом своеобразный рекорд в журналистике.

Я стоял перед дверным экраном и ждал, когда откроется замок. Услышав щелчок, я нажал ручку и вошел.

Мисс Паттон оторвала взгляд от стола и, прежде чем сказать мне: «Доброе утро, Счастливчик», холодно улыбнулась.

– Доброе утро, – ответил я. – Мистер Уилкинз хотел меня видеть.

– Верно. Заходи к нему, Счастливчик.

Я зашел.

Рабочему столу Уэнтуорта Уилкинза крупно повезло. Он был девственно чист – даже карандаша не найти. Когда его хозяину нужно было отдать какое-нибудь распоряжение, достаточно было сказать: «Мисс Паттон!» – и она тут же откликалась. Должно быть, микрофон был встроен в крышку стола. Где он прятал городской телефон, я не знаю.

Стол выглядел так, словно за ним никогда не работали. И он соответствовал хозяину. Уэнтуорт Уилкинз, казалось, понятия не имел о том, что такое работа. Даже то, как он одевался, подтверждало это впечатление.

– Сэр, – начал я, – тут одна из копировальщиц передала, что вы хотели меня видеть.

Он поднялся и поздоровался со мной за руку. Мистер Уилкинз у нас очень демократичен. Затем он сел обратно, вытащил из ящика ароматизированную бумажную салфетку, вытер ладони и выбросил ее в мусоропровод.

– Это было пару часов назад, Счастливчик, – сказал он, посмеиваясь. – Не хочешь же ты сказать, что появился в редакции на два часа позже меня?

Я мог бы ему сказать, что с утра мучался похмельем. Мог бы, но не сказал.

– Сэр, – начал я серьезно, – я занимаюсь интенсивным расследованием для нового очерка. Пожалуй, даже для серии очерков. Мне было необходимо отлучиться, э-э, вниз, в библиотеку.