Песах Амнуэль - Салат из креветок с убийством

— Нет, — покачал головой Хутиэли. — Но, если все так, как ты говоришь, Рон обнаружил бы следы…

— Следы чего? В чае были “обычные” добавки, и в “Голде” тоже. Почему Рон должен был ставить перед собой вопрос: могло ли это быть бинарным оружием? Бинарным ядом локального действия. А не задав себе такого вопроса, он, естественно, и ответа на него не получил.

— Колоссально! — воскликнул Арончик, вскочив на ноги. — Я же говорил, что Моти убили! Мне должны заплатить триста шекелей! Лучше — пятьсот!

— А еще лучше — коленом под зад! — отрезал инспектор.

Полчаса спустя, получив от Горелика сообщение, что Реувен Базак задержан для допроса, Хутиэли сказал Берковичу:

— Хорошая у тебя память, сержант, я ведь тоже читал эти статьи, но совершенно из головы вылетело.

— Память? — задумчиво переспросил Беркович. — Не думаю, что ваша память хуже моей. Просто я придумал себе такое упражнение: сопоставлять все со всем, а вдруг возникнет нужная ассоциация? Так делают поэты, когда пишут стихи…

— А, — понимающе сказал инспектор. — Ты, я вижу, действительно собираешься жениться! Ведь верно? Иначе с чего бы тебя потянуло на поэзию?

— Замечательная история! — воскликнула Рена и повернулась к своему спутнику. — Послушай, Рон, как это ты отравление не отличил от инфаркта?

— Так ведь умер Визель действительно от инфаркта, — пожал плечами Рон. — А вот чем был вызван инфаркт…

— Ты бы и сам догадался об этом, — заметил Беркович, — если бы знал, в какой фирме работал Реувен.

— Да кто знает… — задумчиво произнес Хан. — Сейчас столько всякой отравы… Все не предусмотришь. Вот возьми этого русского… Литвиненко. Кому бы в голову пришло проводить анализы на полоний? Если бы следователи не раскопали… Так что ты свою роль не преуменьшай, Борис.

— А еще что-нибудь такое… Расскажите! — потребовала Рена.

— В следующий раз, — отрезал Хан, — пойдем лучше танцевать. Мы зачем сюда пришли: веселиться или криминальные истории слушать?

Старший инспектор Беркович положил телефон на стол и с беспокойством сказал сидевшему напротив эксперту Хану, зашедшему к другу на минуту — поболтать о начавшемся Мондиале:

— Не понимаю, почему у нее закрыт телефон. С работы Наташа ушла еще час назад, у родителей не появлялась, сын сейчас у них, она должна за ним заехать…

— Зашла в магазин, — предположил Хан. — В некоторых высотках проблемы со связью, ты же знаешь…

Беркович уже опять набирал номер. Секунду спустя раздался его бодрый голос:

— Наташа! Все в порядке? Почему у тебя телефон был выключен?

Выслушав ответ, старший инспектор сказал:

— Понятно. Да, я буду дома как обычно.

— Как обычно — это в пять вечера или в два ночи? — ехидно спросил Хан, когда Беркович отключил связь.

Звонок телефона на столе не позволил старшему инспектору ответить. Молча выслушав собеседника, он сказал:

— Хорошо, не упусти его. Мы выезжаем.

— Мы? — поднял брови Хан.

— Муж убил жену и сам вызвал полицию, — объяснил Беркович. — На месте сержант Берман. Так что без тебя, Рон, не обойтись. Сообщи своим, пусть выезжают, адрес у дежурного.

— А ты говорил, что вернешься домой как обычно, — сказал Хан, набирая номер лаборатории.

— К сожалению, — говорил старший инспектор по дороге, мрачно глядя в окно, — убийство жен мужьями стало самым распространенным видом преступлений в Израиле. Поспорят — и за нож.

— Или за пистолет, — кивнул Хан, сидевший на заднем сидении рядом с Берковичем.

— Пистолет — реже, — покачал головой старший инспектор. — Я видел статистику за последний год. Восемьдесят процентов — нож или тупой предмет.

— Тупой предмет — это кулак?

— Ну… В некоторых случаях, кулак тоже. Да что ты спрашиваешь? — рассердился Беркович. — Большинство трупов к тебе же на стол и попадают, так что сам видел…

— Да, — вздохнул эксперт. — Видеть видел, конечно. Но… не понимаю. Чаще всего убивают вполне нормальные люди. В прошлом месяце, помнишь? Он, кажется, в пекарне работал, а она в больнице. Обычная семья, дети взрослые. А в марте? Старик восьмидесяти лет! А жене семьдесят шесть, кажется.

— Семьдесят шесть, — подтвердил Беркович, — помню тот случай. Поспорили, кому телевизор смотреть.

— Не понимаю, — повторил Хан. — Читал статью в “Маариве”. Какой-то социолог пишет, мол, уровень напряжения в обществе сейчас такой…

— Только не говори, ради Бога, что в бытовых убийствах виноваты ХАМАС и иранская атомная программа! — воскликнул Беркович.

— В этом виноват темп жизни, — сказал Хан. — Во всех странах народ стал нервным, почитай статистику.

Наконец подъехали к старому шестиэтажному дому и поднялись на третий этаж. У двери в квартиру курил полицейский, он кивнул Берковичу и сказал:

— Арье уже изнемогает. Этот тип совсем его довел. Хочет вешаться.

Голоса доносились из кухни, и старший инспектор направился туда. На табурете перед сержантом Берманом сидел и раскачивался взад-вперед, будто на молитве, мужчина лет тридцати пяти со страдальческим выражением лица. Волосы его были спутаны, руки безвольно повисли. На сиреневого цвета рубашке алели пятна крови.

— Я убил ее… — повторял мужчина.

Берман протянул Берковичу удостоверение личности убийцы.

— Михаэль Ребиндер, — прочитал старший инспектор. — Вы в состоянии связно изложить все, что произошло между вами и вашей женой… м-м…

— Дорит, — подсказал сержант Берман.

— …И вашей женой Дорит?

Ребиндер продолжал раскачиваться, Беркович терпеливо ждал. Наконец убийца поднял на инспектора воспаленные глаза и пробормотал:

— Мы пили…

— На столе в салоне полупустая бутылка водки “Кеглевич”, - сказал сержант Берман.

— На двоих? — удивился Беркович. — Как он мог напиться до такого состояния?

— Если не умеешь пить… — пожал плечами сержант.

— Итак, вы пили. Часто ли вы это делали прежде?

— Иногда… Пили, чтобы помириться.

— Любопытный способ. Часто ссорились?

— Что? Ссорились… Да. То есть, нет, не часто.

— И до рукоприкладства доходило?

— Ну… Никогда! Нет. Чтобы я ее пальцем…

— Понятно, — кивнул Беркович. — Значит, жена ваша на вас в полицию жалоб не подавала?

— Это еще почему? — удивился убийца. — Нет, конечно.

— Что же произошло вчера?

— Не помню…

В кухню заглянул эксперт Хан и взглядом попросил Берковича выйти.

— Я закончил, — сказал он, когда старший инспектор вышел в салон. — В принципе картина ясная и, к сожалению, стандартная. Они подрались, он схватил нож, которым резали хлеб, и нанес женщине четыре удара. Бил куда придется, явно не соображал. Один удар пришелся в плечо, два в грудь, смертельным оказался удар в шею. А что говорит этот тип?