Законы жанра (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич

Естественно, имена в начале Блокнота попадались сплошь незнакомые, и я открыла последнюю страницу. Она, как и несколько предшествовавших ей листов, была пуста, строчки только ждали, пока в них впишут имена жертв.

Пришлось листать дальше.

Последние полтора листа были исписаны одним почерком, принадлежавшим Дэнни Форсайту. Там присутствовало несколько знакомых мне фамилий, и еще больше — незнакомых. Члены теневого кабинета министров предпочитали не афишировать свои имена, да и в целом я не особенно интересовалась политикой.

Потом мне в глаза бросилось мое собственное имя, написанное аккуратным почерком Аманды.

Роберта Кэррингтон.

Боб Кэррингтон.

Сержант Кэррингтон.

Эта чертова сучка Кэррингтон.

Следующий вариант вообще был нецензурным.

С каждой новой попыткой буквы становились все более неровными, а сам почерк — размашистым. Похоже, она поняла, что не получается, и просто вымещала на артефакте свою злобу. Видимо, она писала это в том доме у озера, пока я дралась со своими двойниками и мужчинами ее мечты.

И чтобы ты понимала, я говорю о двух разных типах персонажей.

Но ты-то и так понимаешь…

Фамилия Смита в списках не фигурировала. Видимо, интересантам, если таковые имелись, было прекрасно известно, что она не настоящая.

Я проверила выше и нашла настоящую фамилию Мыша, вписанную убористыми буковками авторства Смита. Той же рукой в Блокнот было вписано еще несколько фамилий, но моей среди них не было. То ли Смит понимал, что это не сработает, то ли у него на мой счет были другие планы.

Может быть, и до сих пор есть.

А потом, между посвященными мне записями Аманды и политическим блоком Форсайта, я увидела еще одну фамилию, и у меня перед глазами все поплыло. Я даже покачнулась, как будто меня ударили по голове… ну, тяжелой диванной подушкой, например. Убить такой удар не убивает, да и вреда особого не наносит, но ориентацию в пространстве ты на какое-то время теряешь.

Зато теперь мне стала понятна легкость, с которой мы получили Блокнот. Поняла, почему он оказался у Форсайта, почему Дэнни работал без прикрытия, и никто не пришел его отбивать от нас.

Тот, кто все это устроил, тот, кого я не знала, хотел, чтобы мы нашли Блокнот. Точнее, чтобы я его нашла.

Это было послание.

Имя человека, которого я знала лучше прочих в этом длинном списке умерщвленных при помощи могущественного сюжетного артефакта людей.

Реджинальд Гарднер.

— С вами все в порядке? — участливо поинтересовался Смит.

— Нет, — сказала я. — Но ближе подходить не надо.

— Хорошо, — сказал он и остался на месте.

У меня с Реджи были сложные отношения. С другой стороны, а с кем у меня были простые?

Он работал в «Ван Хельсинге» и был охотником на всякую нечисть. Мы познакомились, когда его пригласили охранять меня от одного озабоченного вампира, а поскольку вампиры охотятся по ночам, мы провели ночь вместе, почувствовали взаимную симпатию, ну и…

Ну, ты знаешь.

Потом оказалось, что дело не в вампире, а в персонаже-големе по имени Мигель, созданным моей лучшей подругой. В результате знакомства с Мигелем Реджи отправился в кому, а я получила в награду чувство вины, которую попыталась искупить, попросив знакомого криэйтора, способного изменять реальность (в ограниченных пределах) и задолжавшего мне услугу, решить эту небольшую медицинскую проблему.

И то ли по причине того, что криэйтор испытывал ко мне чрезмерную благодарность, то ли просто в глубине души был романтиком, но он перестарался. Он не только разбудил Реджи, но и внушил ему идею, что меня нужно спасти, сделав его главным действующим лицом классического сюжета «дева в беде».

И вот тут есть нюанс. Для того чтобы этот сюжет работал правильно, ищущий должен пылать любовью к предмету своих поисков. Вот он и воспылал.

А я действительно была в беде, и в довольно серьёзной, вдобавок еще и память потеряла, а окружающие мне врали, используя в своих целях, так что его поиски продолжались два года и закончились, как это водится, очередной бойней, а потом мы с ним долго и нелегально пересекали границы и бежали в Белиз, и мы снова… почувствовали взаимную симпатию.

В Белизе мне ничего не угрожало, поэтому сюжет отпустил Реджи, оставив после себя дикую эмоциональную кашу в его голове. Он попытался вспомнить, что он чувствовал ко мне до всех этих перипетий. Он заявил, что должен отделить навязанные чувства от настоящих и для этого ему надо некоторое время побыть в одиночестве.

Я не стала его останавливать. И не рассказала ему про беременность, потому что это бы точно его остановило, а я не хотела, чтобы человек прожил рядом со мной изрядный кусок нашей общей жизни только из чувства долга.

Он ушел, и больше я его не видела. И теперь точно не увижу.

Я не знаю, любила ли я его. Ну, ты понимаешь, я сейчас говорю о настоящей любви, с бабочками в животе и прочей фигней. В этом я не уверена.

Но он мне нравился, он был хорошим парнем, я надеялась, что именно он был отцом Морри, и при любых наших раскладах я не хотела, чтобы с ним случилось что-то плохое.

Наверное, я не думала о том, что он вернется. Не уверена, что у нас бы получилось, даже если бы он изъявил такое желание, с Белиза прошло некоторое количество весьма насыщенного разными событиями времени, и я изменилась, и он, наверное, тоже изменился, но я надеялась, что когда-нибудь мы сможем встретиться и хотя бы поговорить. Расставить точки и все такое.

Но плохое случилось, и точку поставил кто-то другой. В конечном итоге Реджи так и не удалось избежать проклятия Черной Вдовы Кэррингтон, изымавшего из жизни всех мужчин, с которыми я когда-либо… испытывала взаимную симпатию.

Перед глазами все плыло, и я обнаружила, что это из-за слез. Черт побери, это было уже слишком.

— Хотите салфетку? — мягко спросил Смит.

Скорее всего, ему просто был нужен предлог, чтобы подойти поближе и посмотреть, что же меня так расстроило, но я все равно кивнула. Он вручил мне невскрытую пачку одноразовых носовых платков, бросил взгляд на записи и вернулся на стул, больше не сказав ни слова.

Но наверняка он увидел все, что ему было нужно.

Я промокнула глаза.

Имя Реджи было вписано печатными буквами, то ли для того, чтобы максимально осложнить каллиграфическую экспертизу, а то ли просто человек так писал. И больше такими буквами ни одного имени написано не было. И такими чернилами тоже.

Не Аманда и не Форсайт. Скорее всего, имя Реджи в Блокнот вписал тот, кого я не знаю, но уже прямо-таки жажду познакомиться.

Я потянулась за телефоном, а потом вспомнила, что он одноразовый. Но какая-никакая камера в нем все-таки была, так что я сфотографировала последние страницы несколько раз.

И отдельно сфотографировала строчку с именем Реджи.

Наш статус в новообразованной республике не позволял нам пригласить экспертов сюда, так что им придется иметь дело с тем, что я им предоставлю. Конечно, шансов мало, но попробовать все-таки стоило.

— Хотите топор? — предложил Смит.

— Я думала, вы станете меня отговаривать, — сказала я. — Просить повременить, убеждать, что теперь-то, наученные горьким опытом, мы станем хранить его куда надежнее и вообще сможем найти ему лучшее применение и все такое.

— Нет, — сказал Смит. — Я умею учиться на своих ошибках. Так хотите топор?

— Я возьму сама, — сказала я.

— Конечно, — согласился он. — Но, может быть, прежде чем вы это сделаете, вы позволите нам отфотографировать всю книжку?

— Только быстро, — сказала я.

Не понимаю, какой в этом смысл, но пусть будет хоть какой-то материал для исследования. Может, еще парочку старых дел удастся раскрыть.

Смит сходил куда-то за фотоаппаратом и вернулся в сопровождении Чарли, который встал рядом со столом и переворачивал страницы Блокнота, пока заместитель директора их снимал.

Там были имена, разумеется. Много имен. Чертовски много имен. Зловещая книжка гуляла по нашему миру (а может быть, и не только по нашему) довольно давно, и успела собрать свою кровавую жатву.