Дэниел Худ - Наследник волшебника

— Даже если эта красавица — не божественный знак, все равно она порождена небесами, — сказал он сам себе, затем с сожалением оторвал взгляд от знамения и двинулся дальше. Сияние кометы отзывалось в улицах мрачноватым мерцанием, оно делало черное серым, а белое заставляло сверкать. Лайам поймал себя на том, что, то и дело озирается по сторонам. Дверные проемы, переулки и арки, ранее укрывавшиеся во тьме, внезапно заполнились неясными угрожающими тенями.

«Фануил!» — мысленно окликнул Лайам.

«Я жду возле дома».

«Хорошо», — отозвался Лайам, хотя на самом деле ничего хорошего в этом не находил. Ему сейчас очень хотелось, чтобы дракончик сопровождал его, а не торчал где-то вдали. Однако он постарался взять себя в руки, нарочито замедлил шаг и перестал вертеть головой.

Богатые кварталы не спали, во многих окнах горел свет. Добравшись до нужной улицы, Лайам постарался сосредоточиться. Он видел заброшенное строение лишь сверху — глазами маленькой твари, и ему потребовалось какое-то время, чтобы этот дом отыскать.

Над улицей пронесся шелест. Фануил, сидящий на крыше соседнего здания, приветственно распахнул крылья.

«Я здесь. Я буду тебя ждать».

«Хорошо. Следи за моими мыслями, но ни во что не вмешивайся, пока я сам тебя об этом не попрошу».

«Как будет угодно мастеру».

Лайам одобрительно кивнул, но не сдвинулся с места. Он подумал, что мысленное общение с Фануилом дается теперь ему на удивленье легко, потом погрузился в размышления о том, почему кометы выглядят так странно.

Внезапно Лайам осознал, как все это выглядит со стороны. Глухая ночь. Улица. Какой-то олух пялится на пустой дом. Эта картина заставила его встряхнуться.

«Шевелись-ка, — приказал он себе и решительно зашагал по булыжной мостовой к дому. — Не волнуйся, там никаких призраков нет».

Впрочем, сейчас — в зловещем свете кометы, с окнами, прикрытыми ставнями и отороченными снежным покровом, — заброшенное строение и впрямь стало походить на прибежище всяческой нечисти.

«Именно так и должно быть, — обозленно бросил себе Лайам. — Здесь тайный притон, а не гостиница!» Он стиснул рукоять кинжала, в три приема одолел ступени крыльца и толкнул дверь. Та нимало не подалась, и на миг Лайама затопила жаркая волна облегчения. Но он быстро совладал с ней и снова толкнул дверь.

«Дверная ручка, идиот».

Ручка легко повернулась у него под рукой, словно ее лишь недавно смазали маслом, и дверь беззвучно отворилась. За ней обнаружился темный коридор; в конце его, едва освещенная неверным светом кометы, угадывалась черная штора. Лайам глубоко вздохнул и осторожно двинулся по коридору, раскинув руки, чтобы нашарить стены. Он ощутил, что ноги его ступают по чему-то вроде ковра — и руки также касались какой-то ворсистой ткани. Ковры приглушают звуки и сохраняют тепло, догадался он, неспешно продвигаясь вперед. Ведь обитателям притона ни к чему лишний шум, а отапливать заброшенный дом они тоже не могут. С этой мыслью Лайам добрался до конца коридора.

Несколько мгновений он прислушивался к царившей вокруг тишине, ко так ничего и не услышав. А потому он почти без опаски отодвинул тяжелую штору — и свет единственной горевшей за ней свечи заставил его на миг прищурить глаза.

А затем, ощутив сильный толчок в спину, Лайам полетел на пол; но его мгновенно перевернули и лопатками прижали к стене. В живот Лайама уперлось чье-то колено, тяжелая рука закрыла ему рот, а к горлу прижалось холодное острое лезвие Яростные глаза обитателя дома вонзились в лицо незваного гостя. Губы его насмешливо шевельнулись.

— Привет! Являться с визитом посреди ночи? И без предупреждения. Что за дурные манеры!

— Эй! — донесся из коридора довольно приятный, но тонкий голос. — Он оставил дверь открытой!

— Ну так закрой ее, шлюха! — отозвался человек, удерживавший Лайама.

«Мастер?»

Лайам качнул головой, но послать мысль не удалось. Нажим лезвия немного усилился, равно как и хватка руки, сжимающей его челюсть.

— Он еще и дверь оставил открытой! Скверно, скверно, скверно!

С каждым «скверно» Лайама стукали затылком о стену, а нож чуть глубже входил в его кожу. Потом мужчина прищурил один глаз и внимательно оглядел своего пленника.

— А теперь я хочу знать, — произнес он, — будет ли здесь вопить кто-нибудь? Если я, допустим, уберу одну руку, и совсем не ту, в какой у меня нож? Не начнет ли здесь кто-то шуметь?

Лайам плавно помотал головой — настолько плавно, насколько позволяли нож и сжимающая челюсть рука.

— Я закрыла дверь, — раздался тот же голос откуда-то слева, — и я никакая не шлюха!

— Заткнись, дура, — произнес мужчина и слегка шевельнул ножом. — Ну а теперь, прежде чем тебя заколоть, я собираюсь убрать руку и спросить, зачем ты сюда заявился? Ты ведь не станешь поднимать шум, верно?

Лайам осторожно кивнул. Незнакомец убрал колено с его живота и ладонь с лица, но нож остался на месте.

— Итак — чего тебе надо?

— Некий человек желает выпить с другим, — сказал Лайам и добавил с уверенностью, которой на деле совсем не испытывал: — А потому убери свой гладий от шеи брата.

— О, Урис! — воскликнул тоненький голосок, и взгляд Лайама метнулся влево. Обладательница голоска оказалась сущей девчонкой — лет двенадцати, никак не больше, — грязной и одетой в лохмотья. — Он декламирует!

— Заткнись! — прошипел мужчина. Затем он, хищно прищурившись, вновь обратился к Лайаму. — И где же ты этого нахватался, а? Отвечай?

Он снова надавил на нож, и по горлу Лайама потекла теплая струйка — за воротник и дальше, на грудь.

Лайам, поскольку ему ничего другого не оставалось, напустил на себя скучающий вид.

— Некто научился декламировать у одного неплохого певца. По-скорому убери гладий. Некто собирается пить с Оборотнем.

Эта декламация была скорее мешаниной из словечек, используемых в преступной среде, чем чисто воровской речью, но, судя по всему, она произвела должное впечатление. Яростный огонек в глазах мужчины угас, давление лезвия немного ослабло.

— Шутник… — прошептала девочка.

— Иди к Оборотню, — приказал мужчина.

— Но, Шутник…

— Иди!

Девочка поспешно нырнула за черную занавеску, висевшую в дальнем конце помещения. Шутник принялся внимательно изучать пленника.

— Где ты этому научился? — снова спросил он, но на этот раз в его голосе проскользнула неуверенность.

— В дальней караде, — ответил Лайам, что совершенно не соответствовало истине. Он перенял этот язык от вора-одиночки, который прежде имел вес в подобных карадах. Слегка нахмурившись, Лайам показал взглядом на нож.