«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев

отключить нельзя. Он сам может отключиться, но сам же и приет в себя. Я самовключился и явился в Охрану Среы. Я объяснил им, что разумное существо не может нанести вре ругому разумному существу или своим безействием опустить, чтобы ругому разумному существу был причинен вре. Вот и все, Меня выслушали и отправили на Свалку. Зесь мое место!

— Порядок, — сказал Мартович и спрятал в футляр свой паяльник..

— Не вижу порядка, — ответил Бел Амор.

— Можно собираться, — подтвердил Мартович. — Ты когда спал последний раз?

— Можете ити, — разрешил Дикий Робот. — Со Свалки вы все равно не выйете. Законы Азимова не выпустят.

Они вышли из парного вагончика. Бел Амор упирался.

— Садитесь в звездолет, все в порядке, — сказал Мартович. — Он не опасен. Законы Азимова трансформировались у него в нормальное правило: «Разумное существо не может причинить вред другому разумному существу».

— Но он же сигналит «Спасите наши души!». Он заманивает на Свалку людей!

— Больше никого не заманит. Я убрал у него букву «д», теперь сюда никто не сунется. Люди не хотят работать на Свалке, а ему здесь самое место. Он приведет Свалку в порядок.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

7.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Свалка уходила.

От нее шел сигнал: «Спасите наши уши»! Никто не обращал на него внимания, лишь Чинарик то и дело оглядывался. Стабилизатор был как всегда спокоен: он никому не причинил вреда, своим бездействием не допустил — и так далее.

— Слушай лесник, — сказал Бел Амор, когда они вышли в чистый космос. — Что-то вы недодумали. Все планеты в березах, аж в глазах рябит.

Но Мартович уже слал, поговорить было не с кем.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

8.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Икий Робот сиел в парной. Третий захо ля тела. Уш из мазута, отполироваться войлоком. Покрыть себя лаком. Ва слоя лака, полировка, опять ва слоя лака. Сегоня хотелось блестеть — открытие памятника. Он вышел из вагончика в старом махровом халате — на Свалке все есть! — торжественно потянул за веревочку, и покрывало опустилось. Be гранитные человекообразные фигуры шли куа-то. Сказать опрееленно, к какому виу относятся эти фигуры, не было никакой возможности. Еще оно опрееление человека, поумал Икий Робот. Человек — это тот, кто понимает искусство.

Он с горостью гляел на памятник. Уша его пела.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

9.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Свалка уходила.

— Сигнал «СОС»! — закричал Стабилизатор, указывая в сторону Магелланова Облака. И верно: там кто-то терпел бедствие!

Бел Амор плюнул и стал будить Мартовича.

Одного человека они уже сегодня спасли, решил Бел Амор. Дикий Робот оказался неплохим парнем. Теперь посмотрим на этого. Человек — этот тот, у кого есть душа.

Чинарик поставил парус, и они понеслись спасать человека. Или того, кто там сигналил.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

№ 6

⠀⠀ ⠀⠀

Владимир Третьяков

Я понятно говорю?

Друзьям-математикам

⠀⠀ ⠀⠀

Стена кабинета стала вспучиваться, выступы появились и исчезли. Кто-то просился на прием. Немолодой дельтоид, приемщик тезария, пошевелил передними конечностями и мысленно продублировал разрешение войти.

Посетитель возник и прожестикулировал приветствие. Приемщик в ответ лишь слегка преобразился: он уже догадался, что перед ним автор неплановой разработки, а с ними непросто общаться.

«Показывайте», — устало подумал он по второму каналу. Рабочая фаза подходила к концу, но дел оставалось много, и приемщик продолжал служебную деятельность по другим каналам: классификацию — по первому, инвентаризацию — по третьему, изъятие за истечением срока годности — по четвертому.

Сдатчик тем временем пошел завихрениями, покрылся дымкой, но вскоре стабилизировался и дошел до упорядоченных волн.

«Не понимаю, — задумался приемщик, — какое это имеет отношение?..»

«Позвольте объясниться словесно, — перебил его мысль сдатчик. — Мой материал, как видите, с трудом поддается иллюстрированию. Дело в том, что я придумал совершенно новую математику».

Заявление было рассчитано на внешний эффект, и этой цели оно достигло: по поверхности приемщика прокатилась колющая волна электрокинеза.

«Продолжайте», — приемщик примирительно сдеформировался.

«У нас и в тезарии заносят, и молодежи в память вводят, что математика — наука неточная. Что все формы в ней размазанные, все числа — размытые».

«А то как же? — завибрировал приемщик. — В мире все неустойчиво, неопределенно, изменчиво. Каков мир — такова и наука».

Посетитель слегка испарился, но овладел собою и погасил тепловые флуктуации.

«Опять эти жеваные-пережеванные мысли! Неточные числа, размытые тела… Неужто нам, дельтоидам, не хватит воображения представить себе другой мир, в котором границы личности не размазываются из-за телепатической связи? Мир, в котором у каждого живого существа — свой набор конечностей? Где количество не стыдится определенности, где числа неаморфны?»

В другой обстановке хранителя тезария, может, и прошибла бы эта прочувствованная тирада. Но сейчас он стоял на страже науки, чистоту которой посетитель пытался осквернить.

«Допустим, что вы правы, — официальным тоном подумал приемщик. — Но что взамен?»

«Я дошел до точки! — гордо промыслил сдатчик. — До точки как понятия. Это такой крошечный, совсем невидимый плазменный сгусток. Я волнуюсь, простите за нестационарность. Если для вас приемлемо, разрешите перейти на акустическую связь».

И заговорил:

— Вдумайтесь только: точка! И каждой соответствует число! И не какое-нибудь размазанное, а точечное! Сколько же чисел сразу появится, может быть, бесконечно много…

Взгляд приемщика запылал негодованием от сотрясения основ. Миг — и разработка полыхнула. Но автор этого не заметил, он говорил:

— Вы спросите: а что мы выиграем от такого обилия чисел и точек? Очень много! Математика выберется из болота скользкой неопределенности и зыбкой конечности. Она станет точной наукой. Вроде акустической фонетики. Там столько звуков, и все друг от друга отличаются. Но самое главное — у нас появится отношение равенства!

«Это уже не наглость, а невежество, — подумал хранитель, еще не выпуская из-под контроля окислительные реакции. — Итак, вы открыли, что сами себе равны. У вас есть еще что-нибудь или закончим общение?»

— Да не то я имею в виду! Я сам себе не равен, а тождествен. А равенство — штука посложнее. Пусть у нас есть сгусток, неотличимый от другого сгустка, а этот другой — от третьего. И если первый от третьего тоже никогда не