Взрывные дела Твайлы и Фрэнка - Меган Баннен

унять Сэла Баннекера-Падилла. Когда из ее спальни появился Уэйд с заплаканным Тео на руках, Твайла уже пристроила Сэла приводить в порядок диван, а Мэнни неуклюже подметал пол.

– Мам! Вернулась наконец!

– Привет, дорогой. – Она хотела обнять сына, но тот неправильно понял и сунул в ее протянутые руки малыша.

– Ваба, – сказал Тео, улыбаясь крошечными зубками. Маленький Тео прозвал Твайлу Вабой, так оно и осталось. Теперь все внуки звали ее так.

Она поцеловала Тео в черные кудри («муа-муа-муа!»), вдохнула молочный запах.

– Как тут мой сладенький Тео?

В ответ он пососал два средних пальца левой руки, правой вцепился ей в волосы надо лбом и задышал ей в шею. Подгузник у него уже промок, а Твайле не очень хотелось, чтобы Тео протек на нее саму или на пол, так что она унесла его в гостевую спальню, где многие годы обитал пеленальный столик – почему же Уэйд об этом не знал?

– Я, конечно, очень рада вам всем, – соврала она сыну, который пошел за ней, – но что вы здесь делаете?

– У Аниты с бабушкой плохо. Мама сказала, что нужно приехать домой попрощаться.

– Боже мой! – со всей искренностью воскликнула Твайла, но сама подумала, что Уэйд зовет Херрингтон домом Аниты, хотя Анита замужем одиннадцать лет, а в Итернити прожила двенадцать.

– Мы с парнями поедем отдохнем с палатками. Баржа уже загружена, все такое. Мы давно уже планировали. Присмотришь за детьми сегодня-завтра?

Он уже собрался и готовился ехать – значит, предполагает, что ее согласие – дело решенное.

– Но я не могу сегодня, – ответила она, чувствуя, что поддается. Она никогда не умела устанавливать прочные границы – недостаток, из-за которого регулярно страдала ее собственная задница.

«Кстати, об этом», – подумала она, проверяя жалкие попытки Уэйда по отмыванию Тео. Вытащила одно из полотенец с пеленального столика и отправила сына намочить.

– Мам, ну пожалуйста, – взмолился из ванной Уэйд. – Парни же ждут. Надо приехать на место до вечера, чтобы поставить палатки, а потом рано утром будем ловить рыбу.

Уэйд вернулся с полотенцем – с него лилась холодная вода. Тео удивленно пискнул, когда Твайла коснулась тряпочкой его бедной попки.

– Дорогой, у меня свои планы.

– Какие у тебя планы, что нельзя отменить?

– К твоему сведению, я иду на свидание.

Он прыснул, хлопая в ладоши, будто аплодировал удачной шутке. Твайла не присоединилась к веселью, ее не слишком внимательный сын наконец заметил, что она злится, и спросил:

– Что, серьезно?

– Да почему все думают, что я не могу сходить на свидание?

– Потому что это неестественно. Пятидесятипятилетние дамы, у которых есть внуки, не ходят по свиданиям. – Его передернуло.

– Мне всего пятьдесят три, и я вроде пока не умерла.

Она заколола подгузник, натянула сверху шерстяные трусики и передала ребенка Уэйду, чтобы выжать полотенце в раковину и бросить в стирку. В гостиную она вернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как сын опускает своего младшего на пол поползать. Тео немедленно нацелился на закатившуюся в угол печеньку. Твайла подскочила и подняла его, не дав засунуть в рот грязный оранжевый крекер.

Сэл и Мэнни ворвались в гостиную из кухни, причем Мэнни тащил коробку с пирожными с верхней полки кладовки. Без стула они никак бы ее не достали, так что Твайла вознесла слова благодарности Невесте Удачи за то, что никто не сломал шею, пытаясь добраться до сладенького.

– Ваба! Можно нам по штучке?

– Да, конечно, – ответил за нее Уэйд.

– А можно два? – спросил Сэл, мастер выпрашивать больше предложенного.

И Уэйд снова обогнал Твайлу.

– Конечно, – ответил он, пребывая в блаженном неведении о воздействии сахара на детей, за которыми, как он упорно предполагал, сегодня будет присматривать Твайла.

Мэнни и Сэл обменялись ошарашенными взглядами. Твайла едва успела рявкнуть:

– Есть – на кухне!

Дети умчались с закрытой коробкой пирожных, зная: что папа дарует, то Ваба может и забрать. Твайла хотела сходить за ними, чтобы каждый получил только по кусочку, но тут Уэйд заметил, какой роман читает за столом Мэнни. Он вытаращился на полуодетую парочку в старинных нарядах, которая страстно обнималась на обложке, и прочитал вслух натянутым тоном:

– «Разбойник руин Редвинга». Мертвое Море, мам, обязательно бросать на виду такие книги, когда в доме дети?

– А ну отдай! – Она вырвала у него томик в мягкой обложке, стыдясь одновременно того, что любит расслабиться за горячей романтической книжкой, и того, что собственный отпрыск выговаривает ей за это в ее собственном доме.

Профессионально переобувшись, Уэйд спросил:

– А можно мне тоже пирожное?

– Ешь. Так, по крайней мере, дети не слопают всю коробку.

– Спасибо!

Он ушел за старшими сыновьями в кухню, оставив Твайлу в гостиной с малышом на руках и желанием разрыдаться. Она попыталась отнять у внука «Разбойника руин Редвинга», но Тео вцепился мертвой хваткой и запищал, будто разъяренный попугай, не отдавая книгу. Сдавшись, Твайла пошла в спальню – проверить, как там покрывало.

– Ты накакал на кровать Вабы?

– Ваба! – ответил Тео, жуя уголок книжки, пока Твайла оценивала масштаб катастрофы.

– Не так плохо, как я думала, но фу.

Сделав мысленную заметку как можно быстрее отнести покрывало в корзину для белья, она вернулась в гостиную в самое время, чтобы узреть, как Сэл борется с Мэнни на полу и размазывает ему по лицу кремовое пирожное, а Уэйда и след простыл.

– Мальчики! – закричала Твайла. – Где ваш отец?

Уэйд появился в дверях кухни, жуя пирожное.

– Мам, да все норм. Видишь? Смеются.

– И громят мой дом!

– Успокойся.

Может, сказалась усталость после трудной смены; а может, недосып немолодой уже женщины; а может, то, что всем вокруг, кажется, было наплевать на надежды, мечты и нужды Твайлы, будто она и не человек вовсе; а может, ощущение, что, как ни старайся ради семьи, достаточно не будет никогда, и каждый раз, ощущая себя опустошенной, она копала еще чуть глубже и находила еще капельку сил. Не важно, по какой причине, но терпение Твайлы лопнуло, словно тетива арбалета, и, не успев подумать, она яростно вызверилась на сына:

– Не смей говорить мне «успокойся» в моем собственном гребаном доме!

Никто не ждал от Твайлы таких слов – уж точно не в присутствии детей, и реакция окружающих стала тому свидетельством. Уэйд подавился пирожным, закашлялся, плюясь полупережеванным тестом во все стороны, а Мэнни с Сэлом покатитись со смеху, в полном восторге вопя друг другу:

– Ваба сказала слово на букву «г»!

В этом хаосе появилась Хоуп Баннекер – вошла в дверь с горчично-желтым чемоданом в руке. Голубые глаза ее смеялись.

– Привет, – сказала она с улыбкой, оглядывая катастрофу в гостиной.

Ее друг Эверетт заглянул