Павел Амнуэль - Удар гильотины

Ознакомительный фрагмент

– Вы что же, как и Кейсер, считаете, что Христиан убил Альберта? – недоверчиво спросила Кристина. – Это полный бред – то, что он рассказал. Призраки, отравленные капсулы…

– Картины, изменившиеся за семь лет хранения… – продолжил Манн. Улицы Амстердама были пустынны, но детектив все равно ехал медленно, так он привык, в городе он никогда не разгонялся даже до пятидесяти километров, а сейчас ему было так хорошо рядом с этой женщиной, ее духами, ее низким голосом.

– Картины действительно изменились, это я вам, как профессионал говорю! Потому я и была уверена – как все, – что Ритвелд нарисовал копии по памяти. А бестелесный дух, ниоткуда возникающий… Это, простите… Почему тогда капсула с ядом оказалась материальной?

– Граф Калиостро, – напомнил Манн, – с успехом проводил сеансы материализации.

Кристина промолчала, поняв, что раскрывать свои секреты Манн все равно не станет, и лучше подождать развития событий, если им вообще суждено было как-то развиваться.

На Принценграахт горел всего один фонарь, и освещалась улица только тусклым светом витрин, в которых стояли манекены, лежали неопределимые в полумраке товары и двигались странные тени, сначала напугавшие Кристину, а потом оказавшиеся отражениями в стеклах витрин фар их медленно двигавшейся машины.

– Вроде бы здесь, – пробормотал Манн. – Ночью все не такое, как днем…

– Я думала, – насмешливо сказала Кристина, – что детективы, как кошки, прекрасно видят в темноте.

– Видят, конечно, – серьезно отозвался Манн, – но обычно не могут узнать, что видят. Это ведь разные процессы – видеть и понимать.

– Да уж, это точно, – Кристина выбралась из машины, хотела захлопнуть дверцу, но подумала, как громкий звук разорвет ночную тишину на две половинки, и тихо прикрыла дверцу, так что замок щелкнул едва слышно. Манн уже нажимал на кнопку звонка, глядя вверх, на третий этаж, где под крышей дома, в мастерской Ритвелда было темно, будто хозяин вовсе и не ждал гостей, а давно ушел или улегся спать.

– Он точно понял, что мы поедем именно сюда? – с беспокойством спросила Кристина минуту спустя, когда дверь осталась закрытой, а в доме не слышно было никакого движения.

– Точно, – отрезал Манн. Он давил на кнопку звонка, а потом достал телефон и набрал номер Ритвелда – с тем же успехом, точнее – без всякого успеха, поскольку ни открывать, ни отвечать на вызов художник, похоже, не собирался.

– Что будем делать? – поинтересовалась Кристина, переминаясь с ноги на ногу.

Манн отошел к дому, стоявшему напротив, и попытался разглядеть, что происходило – если что-то происходило – в мансарде Ритвелда, но там было темно, в стеклах лишь отражались уличные отсветы.

Телефон в руке Манна завибрировал, и детектив ответил на вызов прежде, чем вибрация перешла в звуковые сигналы.

– Да, – сказал он, – послушайте, господин Ритвелд, мы битый час стоим перед вашим…

– Я вас вижу, – отозвался художник. – Входите, открыто.

Дверь действительно оказалась незапертой – Манн потянул на себя ручку, и они вошли в холл, где горели два ярких бра, а сверху им кричал Ритвелд, перегнувшись через перила:

– Поднимайтесь и не бойтесь шуметь, мы в доме одни!

Манн держал Кристину за руку, она глубоко дышала, поднимаясь, ступеньки были крутыми, Манн уже был здесь утром и знал, что после последнего поворота лестница станет еще круче, он поддержал девушку, когда она покачнулась, как-то само собой получилось, что он крепко обнял ее за плечи, а сверху на них смотрел Ритвелд, и по выражению его лица легко было понять, о чем он думал.

– Криста, – сказал художник, – я столько раз приглашал вас к себе, а вы отказывались, что теперь я даже и не знаю – доставляет ли мне удовольствие ваше неожиданное появление.

– Вы не слышали, как мы звонили? – прервал Ритвелда Манн. – Вы должны были слышать.

– Входите, – сказал художник, пропуская гостей внутрь. – Я не слышал, извините. Я только что вернулся, хотел перед вашим приходом кое-что уточнить, чтобы на ваши вопросы – вы ведь пришли ко мне задать вопросы, а не назвать имя убийцы? – ответить по возможности точно.

– В доме есть другой вход? – спросил Манн, помогая Кристине сесть на пуфик, на котором сам сидел утром. Картины на мольбертах были занавешены белым полотном и создавали впечатление шести мраморных могильных памятников.

– Нет тут другого выхода, – сказал Ритвелд, усадил Манна на стул, принес маленькую скамеечку и сел на нее так, чтобы видеть и детектива, и Кристину, и чтобы они видели его в свете двух бра, висевших на противоположных стенах мастерской.

– Другого выхода вообще нет, – повторил он, придав фразе двусмысленный оттенок, не уловить который было невозможно.

– И давайте договоримся сразу, – продолжал Ритвелд, обращаясь к Манну, но глядя на Кристину, – если вы пришли к выводу, что Альберта убил я, то это глупо. Я предполагал, конечно, что такая мысль придет вам в голову, но надеялся, что вы ее отбросите сразу, как дурацкую и нелепую. Если вы на ней зациклились…

– Вы приходили к Койперу позавчера ночью? – спросил Манн. – Вас видел Кейсер.

– Нет, – помотал головой художник. – Но если Питер меня видел, то ему нужно верить, он не обманывает. Знаете, я сам хотел его спросить, но боялся, что он неправильно поймет, то есть – не поймет вообще, а вам он, видимо, сказал правду…

– Если вы признаете, что Кейсер не лжет… – продолжал Манн, потирая пальцами виски, в которых возникла и пульсировала боль, необычная для него и вдвойне неприятная из-за того, что мешала правильно оценить не только ответы художника, но и ситуацию в целом, понять, что происходило на самом деле; входя сюда, Манн это уже знал – как ему казалось, знал точно, – но теперь не был ни в чем уверен, даже в том, в чем, казалось бы, сомневаться не приходилось – лежит, черт побери, труп Койпера в холодильнике городского морга или нет?

– Если Кейсер не лжет, – морщась, повторил Манн, – то вы дали Койперу капсулы с неизвестным веществом, он проглотил содержимое и почти сразу умер. А вы бросили коробочку, из которой доставали капсулы, в мусорную корзину и…

– И – что? – с любопытством спросил Ритвелд, внимательно вглядываясь в лицо детектива и пытаясь прочесть больше того, что сказано было словами.

– И ничего, – сердито сказал Манн. – Вам лучше знать, что вы делали потом и как покинули помещение.

– Откуда мне знать, если я там не был? – удивился Ритвелд.

– Кого, в таком случае, видел Кейсер?

– Меня, наверно, – пожал плечами художник. – Вы же верите тому, что говорит Питер?

– Я никому не верю, – мрачно произнес Манн. – Есть факты. Есть улики, которые можно использовать и предъявить в суде. А есть слова. Одни слова против других слов.