Творец - Ольга Рубан

Соня несколько секунд непонимающе хлопала глазами, потом выдернула из его руки свою. Ей вспомнились его слова о том, что «некоторые уходят в создавшие их руки, чтобы прожить свои простые жизни, но большинство…». Тогда она не придала им значения, хоть и удивилась, что большинство творцов так просто отдают плоды своих рук и душ в «трудоармию». Оказывается, лишь некоторые…

— Почему вы сразу не предупредили, что я могу умереть?! И в этом вашем договоре тоже нет ни слова о том, что моя жизнь под угрозой!

— Это правда. Лишь около десяти процентов творцов выживают.

— И как это согласуется с вашей политикой — использовать глину только во благо?!

— Вы бы отказались, если бы узнали об этом?

— Конечно! — возмущенно выпалила Соня, но тут же потупилась. Она ведь до последнего думала, что оживление — это бредни малахольных фанатиков. Скорее всего, даже, если бы ей поведали, что она может погибнуть, она бы ещё больше вознамерилась пойти до конца, чтобы развеять их мифы.

— У нас просто нет выбора. Я уже говорил, что крайне сложно найти творца с чистым сердцем и руками. А в последние годы это вообще — исключительная редкость, словно человечество начало вырождаться, удаляться от Блага и Благодетели всё дальше… А найти талантливого, чистого сердцем и при этом ещё богатырски здорового творца…

Он с виноватой беспомощностью пожал плечами.

— Вы понимаете, что обесцениваете собственные Великие Цели? — Соня откинулась на подушку, стараясь унять сбившееся дыхание, — Обманом забираете жизнь, данную Богом, чтобы создать собственную, в угоду нелепому тщеславию…

Она умолкла, удивленная собственным морализаторством. Она жива, и «Женя» жив. Какая разница, что с остальными? Чем меньше на Земле талантливых художников, тем лучше для нее.

— Мы оплакиваем каждую ушедшую жизнь… Но не забывайте: порой нам удается удвоить крупицу Добра и Красоты в нашем мире…

Соня пренебрежительно отмахнулась, взяла с тумбочки стакан и втянула через соломинку глоток воды.

— Как он? — спросила она, отдышавшись, — Прошел эту вашу… проверку?

— Почти. Осталось несколько процедур. Я пока не могу сказать ничего определённого, но…, - Парвиз улыбнулся, — Он во многом похож на вас… И уже начал рисовать.

* * *

На следующий день Соню перевели обратно в «апартаменты», и началась невероятно трудная неделя ожидания. Она по-прежнему чувствовала себя, как после тяжелой болезни, но уже могла понемногу ходить. И, конечно, первым делом поползла в мастерскую, но обнаружила, что лифт на нижний ярус заблокирован. Больше заняться было нечем. По-прежнему, ни книг, ни газет, ни телевизора-интернета. Разве что рацион стал гораздо насыщенней. Соня сказала бы даже, что её закармливают. Видимо, старались питанием восполнить затраченные ресурсы.

Проведя несколько дней в томительной скуке, она вдруг вообразила, что «Женя» не прошел проверку, его грохнули, и теперь решают, как ей об этом сказать. Но, ещё толком не утвердившись, эта мысль сменилась другой — ещё более страшной: скорее всего, кто-то (скорее всего добряк Парвиз) здорово поплатился за то, что Соня выжила. Скорее всего, её жизнь и вовсе в расчёт не принималась, а на «Женю» у Совета директоров были свои планы. Обработать его, убедить в его «призвании», а потом заставить за тарелку супа всю оставшуюся жизнь подтирать старческие жопы…

И сейчас, в этот самый момент, решается её судьба — замуровать ли её в стену в одном из бесчисленных бункерных коридоров или покрошить на кусочки и сбросить в тот самый мусоросжигатель. Никто не знает, где она! Да никто и не хватится!

Разве что Ида…

Воспоминание об Иде немного её успокоило. И не потому, что Соня рассчитывала, что та поднимет на уши весь город. Ида уже старуха с квашеной капустой в голове, и ждать от неё помощи — утопия. Но успокаивала мысль, что Ида тоже в своё время прошла через это и вернулась домой, и прожила долгую жизнь… Эта мысль потянула за собой другую — уж не Илью ли она привезла с собой? Соня никогда не интересовалась их с Илем жизнью, но теперь, если ей повезёт выбраться из этой душегубки, она непременно расспросит подругу…

* * *

Прошло ещё несколько мучительных, наполненных тревогой и ожиданием дней. А потом настал час Икс. Пришёл Парвиз и, сияя, заявил, что Соне, наконец, согласовано свидание. Они воспользовались служебным лифтом и спустились ещё глубже в недра бункера. Сердце заколотилось, а когда створки лифта разошлись, остановилось на несколько мгновений совсем.

Её встретил коротенький, серый коридор, больше всего напоминающий тюремный. Две двери с одной стороны, три — с другой, и одна — прямо по курсу. Двери тяжёлые, из толстого железа, с задвигающимися окошками сверху. Пахло хлоркой и озоном.

Все подозрения и сомнения разом вернулись. Нет! Уж лучше в мусоросжигатель, чем провести остаток своих дней в одиночной камере! Видать, их понятия о Добродетели, которой они так кичатся, не позволяют сразу разделаться с ней!..

Она отшатнулась к задней стенке лифта, лихорадочно шаря вокруг себя глазами в поисках какого-нибудь оружия.

Парвиз с удивлением посмотрел на неё и мягко произнес:

— Не бойтесь. Это совершенно безопасно. Вы сначала посмотрите на него со стороны, потому что Творцу, как правило, сложно сразу идти на прямой контакт со своим Творением. А потом войдете, — он выдержал паузу, — Конечно, если возникнет такое желание.

Соня мигнула пересохшими глазами, быстро глянула на Парвиза. Его лицо читалось, как открытая книга — честное и немного взволнованное, словно ему не терпелось приобщиться к некоему празднику… Играет? Лукавит? Не похоже. Похоже, он действительно не догадывается о причинах её испуга…

— Эти камеры…, - пробормотала она, — для кого они?

— Это лаборатории, — спокойно ответил он, — Боксы для творений. Они там отдыхают некоторое время, обследуются и подготавливаются к жизни. Не переживайте, из шести камер сейчас заняты всего две, и они надёжно заперты.

Сомнения никуда не делись, но мягкий, ласковый тон её немного успокоил. Она ещё раз обшарила взглядом коридор, невольно ожидая, что вот-вот одна из дверей откроется, и появится подмога — пара крепких санитаров со смирительной рубашкой в руках. Когда этого не произошло, Соня отлепилась от стенки лифта и шагнула вслед за Парвизом в коридор. Он, не оглядываясь, шёл вперед, на ходу доставая из кармана свой пропуск.

Соня догнала его, ухватила за рукав и притормозила.

— Что… Чего мне там ожидать? — просила она, кусая побелевшие от напряжения губы.

Парвиз улыбнулся — искренне, тепло — и, положив обе руки ей на плечи, ласково ответил:

— Чуда!

Наше время

Нина проснулась от звонка в дверь,