«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев

Несколько лет подряд доктор Кнельге проводил весну и начало лета, а иногда и осень в одном из многочисленных уютных пансионов на южном берегу Франции либо уезжал на Лаго-Маджоре. Он познакомился с разной публикой и привык ко многому, к длинноволосым апостолам, проповедникам хождения босиком, к фанатикам голодания и овощным гурманам. Кое с кем он даже подружился и, мучимый недугом, который мало-помалу лишил его радостей трудноусвояемой мясной кухни, сам в конце концов превратился в глубокого знатока и ценителя овощных и фруктовых блюд. У него были серьезные возражения против салата из цикория, ни за что на свете он не предпочел бы калифорнийские апельсины итальянским; но что касается теории этого дела, он питал к ней глубокое равнодушие: вегетарианство оставалось для доктора Кнельге всего лишь средством лечения. Некоторое любопытство вызывала в нем разве только терминология; пышные неологизмы, которыми щеголяли адепты вегетарианства, казались ему как филологу забавными. Так, например, существовали просто вегетарианцы, вегетабилисты, сыроеды, фруктоягодисты и, наконец, блюдосмесители.

Сам доктор принадлежал, согласно этой классификации, к смесителям, поскольку употреблял смешанную диету — не только сырые овощи и плоды, но и вареные овощи и даже кушанья из молока и яиц. Он понимал, что в глазах истинных вегетарианцев, и прежде всего строгих сыроедов, неукоснительно блюдущих закон, он выглядит чудовищем. Однако он держался в стороне от яростных пререканий братьев по вере и свою приверженность секте смесителей подкреплял лишь практикой, тогда как у иных из его новых знакомцев конфессиональная принадлежность была означена даже на визитных карточках.

И все-таки, как уже сказано, он не мог близко сойтись с этими людьми. Самая внешность доктора Кнельге, его розовая благодушная физиономия и плотная фигура разительно отличали его от тощих, восторженных и странно одетых собратьев, энтузиастов чистого вегетарианизма: многие из них принципиально не стригли волосы, и каждый вел жизнь подвижника и страстотерпца во славу некоего строго обособленного идеала. Кнельге был трезвый ученый и патриот; разные бредни о человечестве, проекты всеобъемлющих реформ вызывали в нем такую же брезгливость, как и абсурдный образ жизни его коллег. Оттого и выглядел он так, что служащие обыкновенных, мирских отелей, издали нюхом чувствующие всякого «капустного апостола» (как они выражались), не колеблясь приглашали его в свои учреждения; каково же было их изумление, когда они видели, что господин столь пристойного вида вручает свой чемодан человеку из какой-нибудь «Талисии» или «Цереры» или подзывает погонщика осла, держащего путь на Гору Истины.

Со временем, однако, он вполне освоился в чужом окружении. Он умел бодро смотреть в лицо будущему, даже в каком-то смысле наслаждаться жизнью, и ему удалось отыскать среди посещавших эти обители иноземцев — правда, это были все больше французы — двух-трех терпимых, краснощеких единомышленников, в обществе которых он мог спокойно поглощать свой любимый весенний салат и лакомиться персиками, перемежая трапезу неторопливой беседой и не опасаясь, что какой-нибудь ревнитель закона осудит его меню, что какой-нибудь кормящийся сухим рисом буддист уличит его в пагубном равнодушии к священным заветам.

Так и текла его жизнь, когда в один прекрасный день доктор Кнельге прочел в газете, а затем услыхал от своих знакомых в плодоовощных кругах о том, что учреждено международное Общество вегетарианцев. Общество приобрело участок земли в Малой Азии, и всех сочувствующих, всех братьев во всем мире приглашают, по самой умеренной цене, посетить колонию, а при желании и поселиться там. Это было предприятие, затеянное кучкой энтузиастов — немцев, голландцев и австрийцев, это был поход пионеров, вдохновленных мечтой обрести обетованную землю — новую, собственную, самоуправляемую страну вегетарианства: там сыны завета, хранители истинной веры смогут, наконец, вести жизнь, созвучную природе. Призыв был обращен «ко всем борцам за вегетарианский и вегетабилистический идеал, за культуру нагого тела и преобразование жизни на растительной основе», и все это звучало так вдохновляюще, обещания были столь заманчивы, что г-н Кнель-ге не устоял; противиться голосу, зовущему в земной эдем, было невозможно. И он записался в число гостей на ближайшую осень.

Предполагалось возделывать на тучной земле в невиданном изобилии сочные овощи и плоды, руководство кухней в центральном общежитии взял на себя прославленный автор основополагающего труда «Путь к святости», особенно же соблазнительной представлялась перспектива жить спокойно вдали от жестокого мира с его насмешками и скептицизмом. Допускались все виды и оттенки вегетарианства и любые реформы в области одежды; запрет был наложен лишь на мясо и алкоголь.

И вот со всех концов света стали съезжаться на малоазийский брег диковинные паломники, одни для того, чтобы, наконец, зажить в покое, неге и довольстве жизнью, отвечающей их чаяниям, другие с более скромной целью подкормиться возле алчущих спасения. Приехали бродячие проповедники и последователи всевозможных сект; прибыли оккультисты, импровизированные индусы, учителя языков, массажисты-хиропрактики, кудесники, специалисты по заговариванию болезней и специалисты, исцеляющие магнитной водой. И нужно сказать, что вся эта разношерстная обслуга, весь этот маленький эксцентрический народ состоял не столько из явных мошенников и заведомо недобросовестных людей, сколько из безобидных охотников морочить голову себе и людям, ибо доход, говоря откровенно, предвиделся небогатый и большинство рассчитывало лишь на скромный подножный корм, каковой в теплых краях, как известно, относительно дешев.

Единственный порок, который привезли с собой эти выходцы из Европы и Америки, недостаток, свойственный, увы, столь многим из числа живущих растительной пищей, — была боязнь работы. Их не прельщали ни золото, ни земные блага, они не стремились к власти и не жаждали чувственных наслаждений. Просто они хотели жить тихо и мирно без трудов и забот. Кое-кто из них не однажды пересек пешком Европу, подвизаясь на поприще скромного чистильщика дверных ручек в домах состоятельных единоверцев, или странствующего пророка, или чудотворца-целителя. Так что Кнельге, прибыв на место, то и дело узнавал в толпе пилигримов какого-нибудь старого знакомца, некогда посещавшего в роли мирного попрошайки дом доктора в Лейпциге.

Но, конечно, главным событием дня, так сказать, гвоздем программы была встреча со звездами всех основных направлений вегетарианства. Коричневые от загара мужи с ухватками ветхозаветных пророков, с густыми нечесанными волосами и бородами, выступали в белых бурнусах и сандалиях, другие щеголяли в домотканых, полуспортивного вида одеяниях из светлого льна. Некоторые почтенные личности шествовали нагишом, довольствуясь не бросавшимися в глаза набедренными повязками из мочала собственной выделки. Вскоре образовались группы и объединились союзы; в одном месте собирались сыроеды, в другом — аскеты-голодари, там теософы, здесь солнцепоклонники. Почитатели американского пророка Дэвиса воздвигли храм, в коем один притвор был отведен для