Князь мертвецов - Илона Волынская

Во всяком случае именно это выражение, подмеченное у свитских великих князей, он пытался изобразить. – Может же у светского человека быть, как это называют альвийцы – хобби?

То ли выражение лица, то ли слова подействовали на Ингвара как красная тряпка на быка:

– Это вы людскую смерть хобби называете?

– Почему бы и нет?

– Потому что хобби – это удовольствие, вот почему!

– Да-а… Кой-кого я прибил бы с истинным удовольствием. – Митя мечтательно закатил глаза.

– В прошлый раз вы меня подловили, потому что я не ожидал! – Ингвар набычился и шагнул ближе.

Как мило с его стороны – теперь если сразу кулаком да под вздох… Митя шевельнул локтем, проверяя, не сдерживает ли сюртук движения.

– В этот раз так запросто у вас не выйдет!

Они застыли друг напротив друга, едва не уперевшись носами. Митя бы посмеялся, но пропустить первый удар, потому что в этот момент хихикал, совершеннейший mauvais ton![11]

Дверь конюшни в очередной раз распахнулась, Маняша шагнула из яркого дневного света в полумрак конюшни и, не поднимая глаз, пролепетала:

– Не угодно ли барышням чаю?

Митя с Ингваром дико поглядели друг на друга, Ингвар растерянным баском ухнул:

– На конюшню?

Маняша вскинула глаза, пронзительно взвизгнула и выскочила наружу. За дверью раздался топот бегущих ног.

– Мышь, что ли, увидела? – растерялся Ингвар.

– Нет. Нас, – фыркнул Митя и, оценив выражение лица Ингвара, все же захихикал. – И даже не надейтесь, что только меня! От меня одного она уже не визжит.

– Ненормальная какая-то… Ладно, идемте уже на эту вашу… бесполезную дурь!

– Не мою. Альвийскую, – кротко возразил Митя.

– Вашу бесполезную альвийскую дурь, – так же кротко согласился Ингвар, запирая конюшню.

– А может, и правда, чаю попросить? – тащась за Митей, продолжал жалобно бубнить Ингвар. – Лесю, она вроде поспокойнее этой… сумасшедшей… А то чувствую, без чая я все эти Andaran atish’an[12] попросту не выдержу!

– Решили отчаяться, Ингвар? – входя в дом, хмыкнул Митя.

– Каламбурист! В прессу свои каламбуры шлите, вон, в «Будильник» или в «Петербургскую газету», – может, там оценят. – Ингвар становился все мрачнее. – Куда хоть идти-то?

Впрочем, голоса они услышали издалека.

– Правда же, моя Ниночка очень талантливая? – Тетушкин голос слышался из малой гостиной.

– Все дети есть талант, – слегка неуверенно шелестела в ответ мисс Джексон.

– Но моя-то уроки всегда на лету схватывала! Уверена, все, что вы ей рассказывали, она сразу запомнила! Нинуша, ну скажи что-нибудь?

Ответом было молчание – мрачное, яростное даже. Мите не надо было видеть, чтоб точно знать – Ниночка стоит, упрямо нагнув голову и выставив туго заплетенные косички, как бычок – рожки. И молчит.

– Нина! – Голос тетушки построжел. – Ты занималась целый урок. Что-то ты должна была запомнить? Вот и повтори, пожалуйста, чтобы мне быть уверенной, что ты не лентяйничаешь.

Молчание. Сопение, в котором уже слышались слезы. И снова ни звука.

– Она совсем не есть лентяйка! – протестующе пролепетала мисс Джексон. – Нина есть очень-очень хороший девочка, просто ей надо привыкнуть к совсем новый, непривычный учеба!

– В учебе нет ничего нового! Старайся и все получится, а не получается – значит, не стараешься! Нина…

Митя сорвался с места, старательно громко топая, следом так же демонстративно затопотал Ингвар, так что к гостиной они проследовали с шумом и грацией гарцующих жеребцов.

– Мисс Джексон! Благодарю, что не позабыли о нашей просьбе!

Сидящая в кресле у окна мисс Джексон при их появлении вздрогнула, будто и не слышала топота в коридоре. Близоруко прищурилась на вошедших, отчего ее и без того маленькие глазки превратились в узкие щелочки. Ее мартышечье личико от этого перекосилось, став и вовсе уродливым, и даже смущенная улыбка его не красила.

– Ньет-ньет, не стоит давать… приписывать мне больше достоинств, чем я иметь! – запротестовала мисс, судорожно подергивая перекошенным плечом. – Я работать для славный семейство Шабельски и приходить, когда Полина Марковна говорить. Хотя я буду очень-очень рад учить! Ниночка есть такая милая детка!

«Милая детка» на мгновение подняла голову, зыркнула на альвионку исподлобья и снова уткнулась взглядом в пол.

– Что ж, не будем задерживать мисс Джексон. – Митя с намеком покосился на тетушку.

– Вы и так уже задержали бедную мисс! – немедленно отбрила тетушка. – Я думала, вы и вовсе не явитесь.

– Все хорошо, мы с Ниночка только покончить! – слабо запротестовала мисс Джексон.

Вот недаром в петербургских салонах язык Туманного Альвиона называли языком поэтических мечтаний. «Покончить с Ниночкой» – это же просто мечта! Еще б с тетушкой…

– Чтоб не задерживать мисс еще больше… пожалуй, начнем? – Митя многозначительно навис над тетушкой, и той ничего не оставалось, как подняться из кресла, взять Ниночку за руку и неспешно – очень неспешно! – направиться к выходу из гостиной.

– Тетушка, вы не могли бы приказать чаю? Мисс Джексон провела уже целый урок и наверняка пожелает подкрепиться, – невинно попросил Митя вслед.

Тетушка гневно обернулась. Ее взгляд остановился на тощем тельце альвионки, почти утонувшем в глубинах кресла, и она хмуро кивнула:

– Пришлю Маняшу…

– А можно – Лесю? У Маняши какое-то странное, нервное отношение к чаю, – еще невинней закончил Митя.

Тетушка прожгла его подозрительным взглядом и ринулась к дверям уже почти бегом, волоча Ниночку за собой. У двери девочка вдруг обернулась и одарила Митю и Ингвара злорадным и одновременно словно бы сочувствующим взглядом. Дверь за ними захлопнулась.

– Ваша кузина – очень милая девочка. – Мисс задумчиво глядела им вслед.

– Такая же милая, как Даринка… Дарья? – Митя продолжал изображать невинность – удобное выражение, главное, чтоб навсегда не приросло.

– Конечно же, ньет! – так же задумчиво откликнулась мисс. – Совершенно в другом роде… Чтьо ж… Ниночка есть малютка, с ней я заниматься как с дитя, но вы есть два почти взрослый юноша, сильны и бесстрашны, и даже в боях сражаться. – Она улыбнулась Мите. – Вы должны понимать, что вы будете учить. Я не сомневаться, вы знать – на Туманный Альвион есть много язык… языков. Альвионский, который есть самый известный, но на нем говорить люди с остров между собой, и Дамы и Господа из Полых Холмов говорить с низшими…

– С людьми? – уточнил Митя. Невинность с простодушием нынче правили бал.

– Велики Туата Де Даннан сражаться с Теми, Кто Приходить из Туман, и защищать Альвион, – сухо ответила мисс. – Они говорить много разных языки. Нандорин, элькарин, аворин, тэлерин, фалатрин… – начала перечислять мисс, загибая тоненькие пальчики, и с каждым новым названием глаза ее разгорались все ярче, а на щеках вспыхнул восторженный румянец.

Зато у Ингвара вырвался тихий стон.

Мисс так и замерла с рукой, сжатой в кулачок… и рассмеялась:

– Ньет-ньет, Ингвар, мы не учить их все, это быть немного слишком… – В голосе мисс звучало сожаление – она явно не считала, что слишком, но уже смирилась с тем, что так считают другие. – Только Ада, кроме альвионски и немножко синдарин, согласиться учить еще и квенья, но это потому, что она хотеть сама быть учительница. Она относиться к языки Альвион так… прагматично! – В голосе ее мелькнуло глубокое разочарование. Но мисс тут же встряхнулась и заулыбалась. – А вы? Для чего вы хотеть учиться по-альвийски?

– Я не хотеть, – буркнул Ингвар и смутился: не подумала ли мисс, что он ее передразнивает. – То есть я хотел сказать, что я не хотел.

– Я плохо говорю и вас этим… заражать? Как болезнь? – немедленно поняла причину его смущения мисс Джексон. – Я могу учить вас по-французски. Я жить целых три года Франкия, сразу как мой папа помогать мне убегать с Альвион перед Дикая Охота, и потом немножко Бельгия, французский я знать гораздо лучше. Потом я еще год жить ваша родная Германия, Ингвар, но по-германски говорить не лучше, чем по-росски.

– Я в Германии никогда не был, я тут родился, – насупился Ингвар.

– А сколько вы тут живете? – вмешался Митя.

– Всего три