Магритт - Павел Александрович Шушканов

татуировка-змейка. Алина, словно почувствовав взгляд, убрала волосы за ухо.

– Это больно? – спросил я, неловко показав на затылок и совсем не татуировку имея в виду.

– Очень, – поняла меня Алина. – Мы приехали.

Я ожидал привычных для таких мест циновок, стен, обшитых бамбуком, и искусственных фонтанов между гобеленами в стиле гохуа[23]. Но ничего такого тут не было. Этаж оказался абсолютно белым, если не считать голубой плитки на полу. За тонкими полупрозрачными стенами пощелкивала аппаратура. Дверь с табличкой оказалась заперта. Иероглиф сообщал, что тут работает доктор Яо. Но, видимо, не прямо сейчас.

Алина усадила Лань в кресло, обняла ее за плечи и поцеловала в висок.

– Не бойся, подружка. Обойдемся без магнита. Если в твоей голове кустарный чип или другой имплант – это плохо закончится, а я тебя в обиду не дам. Попробуем шунт или для начала рентген. Больно не будет, я обещаю.

– Она не понимает, – сказал я.

Алина сверкнула на меня глазами. Затем достала внезапно зажужжавший телефон.

– Посиди с ней. И подержи за руку. Уверена, после того, что с ней сделали, такие места ее пугают. Я отойду ненадолго.

Лань сидела неподвижно, смотрела на мерцающий сквозь матовую стенку монитор.

– Зачем ты смотрела на меня? – спросил я, понимая, как глупо это выглядит. Лань молчала. Мне показалось, что она слегка сжала кончики моих пальцев.

Когда я пощелкал пальцами, она поднялась, села снова, положив ладони на коленки. Послушная запрограммированная кукла. Я отстал от нее, отпустил руку и посмотрел на часы. Алины не было уже долго, доктора тоже, хотя табличка ничего не говорила о перерыве. Мерное постукивание и клацанье за стенкой начинало потихоньку раздражать. Я пытался отвлечь себя мыслями о том, что сегодня первый рабочий день, который я откровенно прогулял по не самой уважительной причине – меня всего лишь пытались убить. Клацанье… Щелк-щелк! Что за мерзкий аппарат может издавать такие звуки?

Прошла и исчезла за поворотом коридора медсестра. Хмурый врач с планшетом остановился в дверях лифта, долго рассеянно смотрел на меня, затем скрылся в кабинете. Пациент в розовых бахилах и мятом костюме поинтересовался, не занято ли место на диванчике. Я слегка подвинулся и теперь упирался рукой в теплый бок Лани. Время бессмысленно тянулось. Лань не шевелилась, но на ее коже – я ощущал – пульсировали тонкие вены, как напоминание о том, что у нее внутри бьется настоящее сердце. Пациент возле меня что-то бормотал под нос, вежливо поприветствовал прошедшего мимо доктора, привстав, и снова опустился на диван, заняв, как мне показалось, немного больше места.

– Может, вам… – начал я.

– Не дергайтесь и не привлекайте внимания, господин Лим. И не смотрите на меня по возможности. В мире камер лишнее движение уже может быть проблемой.

Край его пиджака упирался в мой бок, и я чувствовал что-то жесткое и острое, впившееся под ребра. Это мог быть револьвер, тонкое лезвие ножа, инъектор. В любом случае приятного ожидалось мало.

– Мы просто поговорим и разойдемся. Надеюсь, что мирно. У нас произошло недоразумение вчера в вашей квартире, в котором есть частично ваша, но частично и наша вина. Господин Суен повел себя грубо, как и господин Мо. Но Сиболия для них – край чужой, и они плохо понимали, как решаются дела тут, в Яндаше. В любом случае с нами их больше нет. – Он перегнулся через меня и приветливо улыбнулся Лани. – Давайте сразу проясним. Я не собираюсь вас убивать, господин Лим. Только если вы поведете себя неразумно и если мне это прикажут сделать. Я не буду забирать у вас лань, хотя здравый смысл подсказывает мне, что это было бы лучшим вариантом. Но вы должны взамен ответить мне на один вопрос. Где ваш друг Марсель Моно?

Я облизнул сухие губы. Тон незнакомца мне не нравился, но еще больше не нравился острый предмет под ребром.

– Вы из концерна JB?

Незнакомец вздохнул:

– Знаете, господин Лим, я не родился в Сиболии, но прожил тут много лет. Достаточно, чтобы знать, насколько это грубо – отвечать вопросом на вопрос. Поэтому я вынужден спросить снова…

– Он умер. Выбросился из окна своего номера в гостинице. Его тело сейчас в центральном морге. Будет похоронено, когда я подпишу разрешение. – Я повернул голову и взглянул на лицо странного собеседника. Он выглядел пожилым, но не старым. Вокруг прищуренных глаз, выражавших скорее жалость и сочувствие, чем гнев, собрались глубокие морщины.

– Я вижу, что вы говорите правду. Тем лучше для вас и ваших друзей.

– Что вы хотите от меня?

Мой собеседник улыбнулся:

– Пустяк. Мы хотим, чтобы вы вернулись домой и спокойно продолжили работу и чтобы вы подписали разрешение на вскрытие Марселя Моно, – по счастливой случайности бланк у меня с собой. – Он протянул мне лист и приготовленную ручку, и я поставил прямо на коленке неровную подпись. – Еще – чтобы вы перестали допытываться, как и почему он покончил с собой. И, разумеется, чтобы вы забыли о нашем разговоре. Я бы предложил вам все же отдать лань мне прямо сейчас, но боюсь, что вы на это не пойдете и у нас снова начнутся проблемы. Поэтому сейчас вы отправите вашу лань на обследование, получите заключение о том, что с ней все в порядке, и пойдете домой. Ваша подруга сделает то же самое. – Он снова вздохнул.

– А если я откажусь?

– Тогда нам придется принять меры, господин Лим. Я не гарантирую вам, что я и мои люди навсегда оставим вас в покое, но по крайней мере сегодня и ближайшее время вы останетесь живы и здоровы. Вы будете жить вашей привычной жизнью и даже наслаждаться ей, если получится. Но когда я вам скажу, вы приведете лань ко мне лично. А ваша подруга Алина Ли удалит из своих цифровых резервов все, что мне не понравится. Это понятно?

Я слегка сжал прохладную руку Лани.

– Что, если я скажу ей разделаться с вами прямо сейчас?

Брови старика поползли вверх, а вокруг глаз собрались мелкие морщинки. Он улыбался, словно я сказал что-то очень забавное.

– Вы понятия не имеете, как это делается, господин Лим. В вашей лани встроена очень серьезная система защиты, и сделали это точно не мы. Я бы сказал, что подозреваю вашего друга, но не люблю торопиться с выводами.

– Почему тогда вам не забрать ее прямо сейчас?

Старик сверкнул глазами:

– Господин Лим, ваши слова глупы, а это оскорбительно. Разумеется, мне ничего не стоит нажать на спусковой крючок и увести вашу куклу, тем более что меня тут вообще как бы нет. Камеры только увидят, что вам стало плохо. А потом лань поднялась и пошла