Немного безумия (СИ) - Павел Журба

— Надо позвать на помощь! — юноша бросился вперёд, желая спасти товарища, — какие благие намерения! Но увы, ох и ах, он не рассчитал силу притяжения… и упал на землю с сломанным носом. Сила притяжения в наше неспокойное время очень сурова.

— Что ты творишь! — малец еле встал и попытался поднять на меня руку — безуспешно. Уставший, злобный и расстроенный своим грязным видом детектив подбил наглецу ноги и затем хорошенько пнул пустую черепушку, не беспокоясь о возможном сотрясении. Зубы у паренька остро клацнули. Именно остро, этот звук напоминал смесь перца на языке. По началу приятно, а потом больно и немного совестно за свою опрометчивость — много насыпал.

— Послушай меня, шкет. — окунуть лицо в грязь — классический приём допроса, меня ему научила молодёжь. Кстати, мой проткнутый учитель валялся совсем рядом, без слёз на его плаксивую рожу было не взглянуть. — Быстро отвечаешь на мои вопросы и тащишь друга куда надо. Ответишь плохо — сам понимаешь… — Раненый закашлял кровью, подтверждая мои слова.

— Он умирает!

— Так бывает, когда тебя протыкают ножом. Не знал?

— Отпусти! — мой кулак с превеликим удовольствием впечатался в ровную смазливую мордашку. Есть в этом что-то эдакое — бить красивые лица.

— Дженни, мне нужно узнать её врагов, друзей и знакомых. Имена! — не удержавшись, я снова окунул юношу в грязь. Думаю, это ему только на пользу.

— Я с этой дурой… — тут и пнуть не грех. — Стой, стой! — что ж, постоим. — Знаю я её, друзей не было, она почти из дома не выходила, какие тут враги! Один я с ней и общался, да дочь поварихи.

— Видел ли кого-нибудь подозрительно, опасного, слишком настойчивого? — раненый предсмертно захрипел.

— Нет, никого! Умоляю, дай его поднять! — самый бесполезный допрос в истории наконец найден, а самая бесполезная часть дня пройдена.

Осталось найти карету и впихнуть туда полуживое тело, желательно, вытащив с него свою собственность…

* * *

Серые стены, кисло-жёлтый свет от масляных фонариков, ужасно толстые медсёстры в халатах, что обнажают их складчатые фигуры, напоминающие гусеницу — я оказался в городской больнице, где даже дворник наверняка получает на лапу. Власти настолько расщедрились, что клиника, большая и просторная, была единственной на весь город здравницей для нищих и бездомных. Как можно понять из контингента, о ранах вас особо не спрашивали, а паспорт часто не требовали, если сыпануть пару монеток сверху.

— Кто ж его так проткнул? — спросил неизвестный в медицинской робе. Это был высокий парень лет тридцати, с виду примерный гражданин, пришедший помогать людям после десяти лет обучения за границей.

— Какой-то моральный ублюдок, мёртвая в душе тварь. — оскорблять себя, оказывается, — очень весело, особенно, если никто другой не поддерживает эти начинания. — Наверное, решил раздобыть горстку денег и пошёл на уличный грабёж…

Я рассказал доктору классическую историю. Настолько глупую и нелогичную, что её сочли правдой. Как мне надоело рассказывать о всякой мерзкой глупости, кто б знал.

— Ааа, скорее всего нападавший копил на груин, он постоянно дорожает. — понимающе закивал доктор… слишком уж понимающе, на мой взгляд. А может ему просто хотелось поболтать с кем-то о жизни и насущных проблемах. Настолько хотелось, что он общался со мной и моим молчаливым товарищем уже минут пять, даже не думая останавливаться и пойти помочь кому-то с латанием лишней дырки в теле.

— К сожалению, я очень много знаю об этой премерзкой гадости. — вот болтун. — Последнее время всё больше и больше пациентов приходят именно из-за груина и последствий его употребления. Данный наркотик развивает в людях ужасную зависимость, вы это знали?.. Многие валяются вместе с груином и иглой прямо на улице, дай бог, их не ограбят и не поиздеваются, а отнесут к нам. — Дейв, стоящий рядом, понимающе закивал, как и товарищ-доктор с минуту назад. Выглядел мой спутник, как и опытный кольщик груина — погано. Грязный, побитый, в рваной одежде. Впрочем, я выглядел не сильно лучше него, а может и хуже.

Всё, чем мне помогли в больнице — проверить нос, не сломан ли. Нос оказался целым, а вот моя психика — явно нет. Повсюду, сколько не смотри, железные ржавые койки и мокрые от мочи матрасы, кое-какие так обблёваны, что на них и спать невозможно. И на каждом из них, самом отвратительном и чёрном, лежит человек, а то и два. Нищие, инвалиды, пьяницы, наркоманы — все эти святые собрались здесь, чтобы дружно стонать в палатах от боли или ломки, которая, если так посмотреть, является более неприятным подвидом той же боли. Как пациенты смогут ходить, то пойдут побираться на улицы и торговать всем, что только можно продать. Такие красочные виды и яркие мысли не оставляют равнодушным даже «стариков» навроде меня.

Дейв тоже видел этих падших людей и кривился вместе со мной, хотя сам был недалеко от их уровня. И это не в обиду ему сказано, просто факт — Дейв являлся низшим звеном цепи и, наверное, сам понимал это.

— Это просто ужасно — лет десять назад, когда я здесь жил, на улицах было чисто, а полиция всегда приезжала, чтобы задокументировать случаи нападения… теперь же, если они и приедут, то только через дня два. Где вас найти, чтобы они могли провести опрос? — я назвал адрес Дейва. Самому Дейву это не понравилось, но он смолчал.

— Пожалуйста, навестите своего друга поскорее, больным это нужно — знать, что они не забыты и их ждут там, на воле. — все вопросы к старине Дейву. — И приведите полицию пораньше, если сможете. Очень важно поймать того негодяя, вдруг он мог ранить ещё кого-то? — сомневаюсь. Я пристально слежу за тем гадом, даже за тем, как он ходит в туалет и что ест.

— Мы постараемся. — чтобы не затягивать бессмысленный разговор и не попасть в неловкое молчание, я взял юнца под мышку и повёл на выход, коротко попрощавшись с добрым доктором.

Пока я вспоминал выход из тюрьмы болезней, проходящие мимо медсёстры смотрели на нас двоих, как на собачье дерьмо, зацепившиеся за обувь. Хоть я и злился, но в душе их совершенно не виню — выглядели мы, повторюсь, крайне непрезентабельно.

На крыльце больницы нашей дружной компании предстояло расстаться.

— Ты всё мне рассказал, Дейв? — следовало подавить на жалость, вдруг что-то, да добавиться в непонятной истории Дженни Крамер. — Твоя бывшая девушка в опасности, прошла уже неделя с дня её пропажи и счёт идёт на часы, если ни на минуты.

— Ты проткнул моего друга насквозь, по пути угрожал мне нападением на мою мать, если я