Арехин в Арктике - Василий Павлович Щепетнёв

дамы был изящный серебряный карандашик из тех, что на рождество дарят курсисткам и прочим эмансипе. Но у эмансипе он не более чем символ работы, а дама пишет сноровисто, привычно. Видно, отдых отдыхом, а дело делом.

Выходя из вагона, они распрощались легчайшими кивками. И этого довольно.

Спутники зашли в помещение вокзала. Арехин тоже думал заглянуть в буфет, попробовать, так ли хороши подлинные «безе», но следовать за соотечественниками не хотелось. Отведать «безе» можно и попозже, в любой кофейне.

Подскочил носильщик. Саквояж Арехина был нетяжёл, да и тратиться напрасно не хотелось (тут он, пожалуй, и пережимал: денег у него всё-таки было достаточно).

— Господину требуется экипаж? — не отставал носильщик.

— Да. Мне нужно в отель «Gruselgeschichten».

— О, это довольно далеко. Три километра. К тому же ожидается большой снегопад, возможно, буря. Могу порекомендовать отели поближе, прямо в городе.

— Нет, мне нужен именно Грузельгешихтен.

— Как скажите. Я вас отведу к экипажу, — и носильщик решительно взялся за саквояж. — Переноска багажа входит в стоимость проезда. Стоимость фиксированная, любой экипаж возьмет ровно четыре франка за одного человека. Если трое или четверо — скидка. Вы, я вижу, русский, — уже на ходу сказал носильщик.

— Это заметно?

— Нет. Просто вчера один из прибывших пассажиров тоже настаивал на этом отеле, и случилось так, что я нёс его багаж. Вот тот господин был точно русским. А поскольку поодиночке в Грузельгешихтене почти не останавливаются, обычно парами или небольшими компаниями, я и решил, что вы — его соотечественник.

Арехин не сразу понял смысл сказанного, а когда понял, уже сидел в возке, и кучер погонял лошадку — больше для видимости, лошадка и без того шла справно.

Его что, приняли за гомосексуалиста, едущего к любовнику? Или эти слова — месть за отсутствие чаевых? Или он просто устал, расстроен, и ищет подвохи там, где их нет?

Дорога заняла минут сорок. Скучать не приходилось: предзакатный свет окрашивал и горы, и деревья, и снег в невероятные цвета: лиловый и бежевый.

Возница повернулся к Арехину:

— Будет большой снегопад. Очень большой.

Арехин в ответ только склонил голову. Что он, итальянец или француз — снегопада бояться? Приезжайте в Россию, вот где снегопады! Пурга, мороз за тридцать, и ни огонька на двадцать вёрст, а если и увидишь огоньки, то это волчьи глаза.

Видя, что седок не реагирует, возница тоже замолчал. Молчала и лошадь. Ей-то привычно.

Отель показался сразу за поворотом, но понадобилось ещё минут десять, пока сани встали у крыльца под вывеской «Gruselgeschichten».

Кучер снял саквояж Арехина и понёс его в дом. Пришлось следовать за ним.

В прихожей, или, по-европейски, в вестибюле, их встретила собака, но не сенбернар, не бернская овчарка, как того требовали обстоятельства, а французская бульдожка черной масти. Она звонко лаяла, прыгала вокруг кучера, да и к Арехину отнеслась довольно игриво, дважды потёрлась о брюки.

Вслед за бульдожкой выбежала и хозяйка, женщина лет сорока, одетая во что-то традиционное и опереточное (в женских нарядах, особенно швейцарских, Арехин знатоком не был).

— Вы приехали к нам? — спросила она очевидное.

— Отель «Грузельгешихтен»? — спросил в свою очередь очевидное Арехин.

— Добро пожаловать! Как долго вы намереваетесь пробыть здесь?

— Дня три, четыре, может быть, неделю.

— Замечательно. Вальтер отнесёт вещи в вашу комнату. Вальтер — мой брат…

— А Лотта — моя сестра — закончил вышедший из маленькой двери человек. Сам он тоже был маленьким, не более полутора метров роста, но коренастым и длинноруким: не наклоняясь, он спокойно мог достать собственные колени.

Арехин вытащил кошелёк — рассчитаться с извозчиком.

— Четыре франка, — сказал извозчик.

— Сдачи не нужно, — Арехин дал пятифранковую монету.

— Не положено. Работа стоит столько, сколько стоит, — возвращая франк, ответил кучер.

Эк как у них строго. А приятно. Не велики деньги франк, но если всю жизнь так — большая экономия получается.

— Поспешу назад, ночью будет снегопад, — сказал кучер. Бульдожка проводила его до двери. Видно было, что они рады друг другу: извозчик чесал ей за ухом, а та радостно лаяла.

— Вы один? — опять спросила очевидное фройлян Лотта и тут же поправилась: — То есть вы никого не ожидаете в ближайшие дни?

— Нет, я никого не ожидаю.

— Тогда вам подойдет коричневая комната. Очень уютная, небольшая, как раз на одного. С пансионом четырнадцать франков в день, но за сегодня — только одиннадцать, ведь уже вечер. Если это для вас дорого, есть комната за двенадцать франков, тоже очень хорошая, но потолок со скатами.

— Коричневая комната мне подойдет, — сказал Арехин, почувствовав себя богачом: за неделю он мог потратить двести франков безо всякого стеснения.

— Отлично, превосходно, замечательно, — Вальтер подхватил саквояж Арехина и стал подниматься по лестнице.

Коричневая комната оказалась на втором этаже. Не очень большая, не очень маленькая и не слишком коричневая: коричневыми, помимо входной двери, были шторы на окнах, покрывала на постели и обивка трех стульев. Обои бежевые, а потолок так и вовсе белый.

Шторы Вальтер тут же раздвинул, и комнату наполнили красные отсветы закатившегося солнца.

— Вид на Рейхенбахский водопад, — сказал Вальтер.

Арехин подошёл к окну.

— Сам водопад, конечно, не виден, он скрыт за деревьями, — показал Вальтер. — Но слышен. Идти до него часа два, или полтора, если вы хороший ходок. Некоторые считают, что в полной красе водопад лучше смотреть летом, но и сейчас он изумителен.

— Я непременно схожу туда, — сказал Арехин.

Вальтер показал, что и где располагается в номере, предупредил, что в восемь вечера будет ужин, сигнал — гонг, и вышел, прикрыв за собой дверь.

Арехин прошелся по комнате. Полы не скрипели. Хорошие полы.

Он сел у письменного стола, ради интереса обмакнул перо в чернильницу. Чернил было довольно. На столе лежала стопка почтовой бумаги и полдюжины конвертов. Так и подмывало написать кому-нибудь письмо, но кому? И о чём?

Он встал и вновь подошел к окну. Свет угасал, да и туч на небе стало больше. Скоро сумерки перешли в ночь. Он снял очки, вгляделся. Да, к дому ехала повозка. Новые постояльцы.

Зашторив окно, он сел на стул, закрыл глаза и сосредоточился на партии с Видмаром, с которой для него так победно начался карлсбадский турнир. Начал гладью, а кончил… нет, не такой уж и гадью, даже призовые