Влад Талтош. Том 1. Джарег. Йенди. Текла. - Стивен Браст

– Да, – сказал я.

– Ты делаешь все возможное, чтобы уничтожить единственных людей, которые…

– Единственных, которые готовы пожертвовать своей жизнью? Да. А ради чего?

– Ради лучшей жизни для…

– Перестань. Они настолько полны великих идеалов, что не в состоянии понять: в мире есть люди, личности, в жизнь которых не следует вмешиваться без особых на то причин. Личности. Начиная с тебя и меня. Мы оказались на грани… не знаю чего – по вине этих великих спасителей человечества, и тебя тревожит лишь их судьба. Ты не видишь того, что происходит с нами. Или тебя это просто больше не интересует. И тебе до сих пор не ясно, что здесь что-то не так?

Она рассмеялась, и в ее смехе прозвучала ненависть.

– Что-то не так? Таков твой вывод? Что-то не так с нашим движением?

– Да, – сказал я. – Таков мой вывод.

– Ты думаешь, я это куплю? – скривив губы в усмешке, спросила она.

– Что значит – куплю?

– Я имею в виду – этот товар тебе не продать.

– Что я, по-твоему, продаю?

– Можешь продавать все, что хочешь, насколько это касается меня.

– Коти, в твоих словах нет смысла. Что…

– Просто заткнись, – сказала она. – Ублюдок.

Она никогда меня так раньше не называла. Все-таки забавно, как больно мне было это слышать.

Впервые за долгое время я по-настоящему разозлился на нее. Мне казалось, будто мои ноги приросли к полу, а лицо окаменело. Она стояла, глядя на меня с яростью (я даже не заметил, как она встала), и это только добавляло мне злости. В ушах у меня зазвенело, и я почувствовал, что снова теряю контроль над собой.

Я шагнул к ней; глаза ее расширились, и она отступила назад. Не знаю, что бы произошло, не сделай она этого, но я заставил себя повернуться и выйти из дома.

«Босс, нет! Не выходи!»

Я не ответил. Собственно, его слова даже не дошли до меня, пока холодный вечерний ветер не ударил мне в лицо. Только тогда я осознал, что мне может угрожать опасность. Я подумал о том, чтобы телепортироваться в Черный замок, но я понимал, что сейчас не в состоянии телепортироваться. С другой стороны, если бы сейчас я подвергся нападению, это вполне соответствовало бы моему настроению.

Я пошел по улице, изо всех сил стараясь сохранять контроль над собой, что не вполне мне удавалось. Потом я вспомнил последний раз, когда я мотался по городу, не обращая внимания на то, что кто-то мог меня увидеть, и это меня несколько охладило. Я стал более осторожен.

Чуть более осторожен.

Но, видимо, Вирра хранила меня той ночью. Херт, вероятно, отправил на мои поиски Квайша и прочих, однако никто на меня не напал. Я быстро обошел свою территорию, глядя на закрытые лавки, на свою контору, где еще светилось несколько окон, на неработающий фонтан у Поросячьего Круга, но мне даже никто не угрожал. Я остановился, присев на краю полурассыпавшегося фонтана. Лойош беспокойно смотрел по сторонам, ожидая нападения, однако казалось, что его поведение не имеет никакого отношения ко мне.

Пока я сидел, перед моим мысленным взором начали появляться лица. Коти смотрела на меня с жалостью, словно я был смертельно болен. Взгляд деда был суровым, но любящим. Спокойно смотрел на меня мой старый друг Ниелар[129]. Как ни странно, появился Франц, в глазах которого застыла укоризна. Забавно. Какое мне, собственно, до него дело? Я не был с ним даже знаком, а то немногое, что я узнал о нем после его смерти, говорило мне, что у нас нет ничего общего. За исключением уникальных обстоятельств нашей встречи, мы не имели никакого отношения друг к другу.

Почему он вдруг возник в моем подсознании?

Я знал многих драгаэрян, считавших, что теклы являются теклами потому, что таков естественный ход вещей, и все, что с ними происходит, – хорошо, а если они хотят сделать свою жизнь лучше, то и пусть. Это были хозяева земли, и они наслаждались этим своим положением и заслуживали такой жизни. Ладно. Я мог понять подобное отношение. Это не имело ничего общего с тем, как реально складывались обстоятельства для текл, но это делало вполне осмысленным образ жизни драконов.

Я знал нескольких драгаэрян, которые во весь голос кричали об истинном положении текл и людей с Востока и давали деньги на помощь больным и бездомным. Большинство из них были вполне состоятельными, и иногда я сам удивлялся своему презрительному отношению к ним. Но у меня всегда было ощущение, что они втайне презирали тех, кому помогали, и лишь ощущение собственной вины убеждало их в том, что они делают некое доброе дело.

А потом появились Келли и его люди, столь поглощенные мыслью о спасении мира, что их не интересовало ничто и никто, за исключением мелких идей, блуждавших в их мелких мозгах. Они были абсолютно безжалостны – но во имя высшей гуманности.

Таковы были три группы, окружавшие меня. И когда я представил себе Франца, глядевшего на меня с выражением, которое прямо-таки сочилось искренностью, словно открытая рана гноем, мне стало ясно: я должен решить, к какой из этих групп я отношу себя.

Что ж, я, безусловно, не относился к третьей группе. Я мог убивать лишь отдельных людей, не целые сообщества. Я был высокого мнения о собственных возможностях, но не настолько, чтобы у меня возникло желание отправить на смерть тысячи людей. Когда кто-то вмешивался в мою жизнь – это происходило прежде и наверняка будет повторяться, – я разбирался с ним персонально. Я не был готов взвалить вину на нечто столь аморфное, как общество, и пытаться поднять народные массы, чтобы они разрушили его для меня. Если кто-то мне мешал, я решал эту проблему с помощью обычного кинжала. Нет, у меня не было намерения оказаться среди людей Келли.

Вторая группа? Нет. Я честно заработал то, что имел, и никто не мог заставить меня испытывать чувство вины, даже Франц, постоянно возникавший в моем подсознании и безуспешно пытавшийся изводить меня. Те, кто незаслуженно обвинял себя, вряд ли были достойны иного.

Когда-то я был частью первой группы и, возможно, оставался ею до сих пор, но сейчас мне это не нравилось. Именно их я так долго ненавидел. Не драгаэрян, но тех, кто правил остальными и демонстрировал свое богатство, культуру и образование, словно дубину, которой они могли побить нас всех. Именно они были моими врагами, несмотря на то что я прожил большую часть жизни, не осознавая этого. Именно им я хотел показать, что могу появиться из ниоткуда и сделать кое-что сам. И как же