Павел Марушкин - Дело серых зомби

Ознакомительный фрагмент

Рассказ Алисы не шел у меня из головы. Разумеется, девчонка могла ошибаться: собственно, и террориста на «Эксцельсиоре», и вчерашних мертвецов она видела лишь мельком. Но все же – сходство меж ними оказалось достаточным, чтобы обратить на это внимание. Мертвые… Мертвые редко вмешиваются в дела живых. Да, зомби у нас обладают гражданскими правами; но это граждане особого сорта. Они не хуже и не лучше живых… Они просто есть. Любой малыш-фрогги знает об этом; некоторые семьи имеют покойных родственников, не ушедших из этого мира окончательно, они как-то общаются… Зачем? Хм… Я вдруг осознал, что негласное табу на обсуждение подобных вопросов в полной мере коснулось и меня. Ну хорошо, а что же все-таки известно? Зомби избегают живых. Они малоподвижны, молчаливы и таинственны – как и положено потусторонним силам… И в то же время исподволь влияют на городскую жизнь – не действиями, нет, одним лишь своим существованием. Они… Приглядывают за нами? Пожалуй, да – в определенном смысле. Мы ходим по городу, выстроенному их руками, беспечно играем под сенью их былой славы и величия – и раз в год они возвращаются, чтобы не дать нам позабыть об этом. Нам, горожанам, что же тогда говорить об обитателях болот? О тех, кто живет на огромных, раскинувшихся на тысячи миль территориях, формально принадлежащих Его Величеству, а на деле не управляемых никем и ничем, кроме древних обычаев и традиций? Ведь, говоря по совести, власть Джаги I сильна только в Амфитрите и нескольких крупных городах, здесь средоточие всего лучшего, что есть в королевстве… Додумать эту важную мысль не удалось.

– Засранцы! Обдолбыши! Да будет проклят тот день, когда я взял вас обоих на борт! Убери весло, тебе говорят, ходячее недоразумение! Положи его, откуда взял! – разгневанные вопли шкипера оторвали меня от раздумий. Я с неудовольствием открыл глаза.

– Что за шум, а драки нету?

– Сейчас будет! – возопил шкипер. – Я откручу кому-то его проклятую пустую башку! Этот болван чуть не посадил нас на мель – а ведь мы ходим здесь ежедневно! Запомнить фарватер проще простого!

– Кстати, о фарватере… – густо заросший зеленью берег был всего в нескольких метрах от нас. – Почему бы вам не высадить меня здесь?

– Не положено! – отрубил шкипер. – В «Спящие лилии» можно попасть только из гавани, по-другому никак.

Вот это и есть то, о чем я говорил: традиции. Их чтут все, от мала до велика.

Мы обогнули лесистый мыс, и взгляду открылась гавань. Вход в обитель мертвых перегораживала изящная кованая решетка – покрытые ржавчиной прутья уходили прямо в воду. Похоже, лак время от времени подновляли – но атмосфера запустения царила здесь повсюду… Весьма стильная атмосфера, смею заметить: решетку кое-где увивали лианы, на мелководье раскинулись широченные листья местных водяных растений, чем-то напоминающие Victoria Regia. Вывеска «Спящие лилии» над воротами почти осыпалась, но прочесть название еще было можно. И – цветы, цветы, как везде в Амфитрите: на деревьях, на лианах, в воде и даже под водой… Наверное, именно они очаровывают легковерных туристов – между тем как за красивым фасадом прячутся все те же старые язвы, что и в других больших городах: преступность, пороки и одиночество…

Погруженный в размышления, я дождался, покуда пиасс пройдет под аркой ворот, и соскочил на доски пристани… То есть почти соскочил: как раз в этот момент Пату и Паташону пришло в голову произвести некий маневр с парусом, и судно слегка развернулось. Стремясь сохранить равновесие, я взмахнул руками – и теплые воды гавани приняли меня в свои объятия. Когда я вынырнул на поверхность, пиасс уже находился в нескольких метрах – и продолжал удаляться. Шкипер ругался, но как-то вяло, больше для порядка: что ему случайный пассажир! Тяжело вздохнув, я вылез на причал, подождал, покуда стечет вода, – и двинулся вперед. Идти пришлось недолго: вскоре сквозь увитые ползучими растениями ветви деревьев передо мной проступили стены приземистого строения. Как и большинство городских зданий, оно было выстроено из буро-красного кирпича, причем лет эдак двести назад, если судить по густо заросшим лишайниками стенам. Я даже решил, что вижу руины, но нет: стоило подойти ближе, и сделалось понятно, что за домом ухаживают. Дверь была свежеокрашена, выросшие возле самых стен шипастые кусты – аккуратно подстрижены. Я постучал – сперва деликатно, затем настойчиво. Никакого отклика. Тишина. Лишь чуть слышно шуршит ветер в кронах деревьев, да покачиваются изъеденные гусеницами листья плюща. Колотить со всей мочи и ломиться в эту грустную обитель мне почему-то очень не хотелось. Я был здесь лишним. Думаю, любой на моем месте чувствовал бы себя так же. Кому придет в голову буянить на кладбище?

Неприметное окошко в двери распахнулось внезапно. Я вздрогнул. Какого черта? Внутри царила темень. Поразмыслив немного, я вытащил из кармана монеты и обрывок пергамента, полученные у давешнего мертвеца, и осторожно просунул его в окошко – ничего лучше я придумать не мог. Казалось, прошла целая вечность – и вот, наконец, дверь медленно приоткрылась. Я не слышал ни лязга засовов, ни скрипа петель: еще одно свидетельство того, что за этим местом присматривают. Поколебавшись немного, я шагнул во тьму.

– Идите за мной! – шепот был еле различимым – но, безусловно, сердитым. Впереди затеплился фонарь. Впрочем, «затеплился» – не самое подходящее слово. Пламя было зеленоватым, призрачным – как и положено фонарю, в масло которого добавили щепотку пыльцы мау-курру. Я по-прежнему не различал окружающего, лишь смутный силуэт впереди. Под ногами шуршало и похрустывало – то ли сухие листья, то ли косточки каких-то мелких тварей. Было холодно. Внезапно мой провожатый остановился и обернулся, сердито уставившись на меня янтарными глазами. Черная хламида распахнулась на впалой груди. Скудного света хватило, чтобы понять, кого я вижу перед собой. Колдун. Час от часу не легче…

Фрогские колдуны – или шаманы, или унганы, в зависимости от вашей начитанности и пристрастий, представляют у нас совершенно особую касту. Не стоит путать их со жрецами, священниками и прочими религиозными деятелями. К вере они не имеют отношения. Строго говоря, колдун – это профессия, просто, в отличие от лодочников или портных, они по роду своих занятий имеют дело со сверхъестественным. С живыми мертвецами, например. Узнать колдуна довольно просто: помимо того, что эти ребята всячески подчеркивают собственную значимость, грудь и живот у них, там где кожная пигментация светлее, покрывают татуировки. Как правило, это гротескное изображение оскаленной демонической хари, словно бы сплетенное из разноцветных лент. Мой отец одно время очень увлекался тату колдунов: тайком зарисовывал их, фотографировал, пытался даже расспрашивать обладателей – за что периодически бывал изруган и даже пару раз бит. Мало кто столь же ревностно печется о сохранении цеховых тайн, как эти ребята… И вот один из них буравит меня возмущенным взглядом.