Юнкер - Валерий Пылаев

— примерно половина еще ворочалась в кроватях, пытаясь выгнать себя из-под уютных одеял. Но и оставшихся вполне хватало чуть ли не целиком забить ванные комнаты — к каждому умывальнику уже выстроилась очередь.

Если бы не высокий статус моего «дядьки», нормально ополоснуться я бы точно не успел. Но перед его заросшим темно-рыжим волосом могучим торсом уважительно расступалась и мелкота, и второкурсники, и даже старшие. Которых, впрочем, было не так уж много. Подольского, спавшего от меня через койку, я так и не увидел — похоже, «господам подпоручикам» даже в плане распорядка дозволялось чуть больше, чем сугубцам.

На смотр в коридоре мы вышли одними из первых — спасибо Ивану. «Дядька» лишь коротко кивнул на прощание — и удалился в другую сторону: туда, где строилась старшая рота. А я принялся искать свое место, высматривая среди однокашников приметную макушку Богдана — но так его и не увидел.

Зато наткнулся взглядом на Артема. Мелкий каким-то чудом не только отвоевал себе место у умывальника, но и уже пристроился в нужную шеренгу на левый фланг — туда, где уже собирались самые щуплые. Я помахал и был удостоен хмурых бровей и кивка.

Вот и помогай после этого людям.

— Третья р-р-рота! Станови-и-ись!

Зычный голос будто вдохнул в нас жизнь. Только что копошившиеся сонными муравьями юнкера подобрались, забегали — и примерно за полминуты изобразили более-менее внятное подобие шеренг. Фигуры в черных кителях будто вырастали из-под земли, множились, бегом подтягивались из дортуаров — и в конце концов замерли под грозным начальственным оком.

И грозное начальственное око нашло вид первокурсников сносным. В меру лихим, бестолковым и заспанным. Ротный не стал затягивать ни сам утренний смотр, ни речь: только вкратце рассказал про распорядок дня, занятие на сегодняшний день — и отпустил к чаю. На который нас повел в столовую наконец-таки восставший из постели Подольский. Богданов «дядька» сонно потягивался, пару раз украдкой зевнул на ходу — но свои обязанности исполнял неукоснительно.

Самым большим для меня удивлением стало, что в семь утра всем воспитанникам училища полагался не полноценный завтрак, к которому меня приучила Арина Степановна, а скорее что-то вроде легкого перекуса. Кружка крепкого чая, кусок рафинада, пара подсохших галет — и все. Некоторые, впрочем, и на получасовой трапезе умудрялись устраивать самое настоящее пиршество. И почему-то скорее это касалось второгодок и первокурсников, которым посчастливилось прихватить из дома конфет или печенья. «Господа подпоручики» почти ничего не ели — были слишком увлечены цуком, на который не обращал внимания даже старший дежурный офицер.

Традиция есть традиция.

Дожевывая галету, я краем глаза увидел, как мой вчерашний знакомец — похожий на Воронцова его сиятельство князь Куракин — уже направился было к Артему… но так и не дошел. Один из товарищей поймал его за руку, шепнул что-то на ухо — и все четверо тут же развернулись и зашагали в другую сторону, напустив на лица столько презрения, что чай у меня в кружке едва не покрылся льдом.

Устав надежно защищал «красного» юнкера от цука — но и последствия не заставили себя ждать. Прямо на моих глазах сидевшие рядом с Артемом первокурсники сначала отодвинулись на лавках — а потом и вовсе подхватили свои порцайки и расползлись по соседним столам.

Я поймал на себе недобрый взгляд Куракина, но на этом все и закончилось — выяснять отношения белобрысый князь явно не спешил. То ли боялся снова нарваться на сдачу, то ли…

— Выкуси, ваше сиятельство. — Богдан довольно оскалился, опуская галету в чай. — Теперь тебе, Горчаков, ни одна зараза не страшна. С таким-то дядькой…

Занятно. Похоже, слухи в училище распространялись со скоростью несущегося на всех парах «Понтиака». Или Богдан обладал какой-то особенной способностью узнавать все первым.

— Дядька как дядька. — Я пожал плечами. — Вроде нормальный… А чем он твоего отличается?

— Так он же целый майор! — отозвался Богдан.

— Так, обожди. — Я вспомнил Ивановы унтер-офицерские погоны. — Какой же он тебе…

— Ну, в смысле — не настоящий майор, а старик. — Богдан опрокинул себе в рот остатки чая. — Так называют тех, кто на старшем курсе на два года остается. Поговаривают, Сечин то ли науку какую не сдал, то ли с замом ротного в феврале подрался — вот и загремел. Зато он тут все ходы и выходы знает. По стрельбе и рукопашному — во всем училище первый!

Понятно. Значит, «майор» — не только самый старший на курсе, но еще и оставшийся на второй год в «господах подпоручиках». Занятная личность.

— В том году так никого в племянники и не взял, хоть его молодые неделями упрашивали. Не хочу, говорит — и все тут… А тебя вот выделил, — продолжил Богдан. — Подольский крутой, а Сечин-то и покруче будет. Он же не из кадетского корпуса, не из гимназии, а прямо из полка сюда пришел! Раньше на Кавказе унтером служил на границе, чуть ли не с османами воевал… У него и медали есть. А еще…

— Горчаков?‥

Я не заметил, как ротный подошел. Хотя мог бы — с приближением грозного штабс-капитана Симонова болтовня за столами вокруг стихала.

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — отозвался я, вскакивая с места и вытягивая руки по швам.

— Вольно, господин юнкер. — Ротный махнул рукой. — Пройдемте за мной. К вам… посетитель.

Глава 7

— Вот ты какой… господин юнкер.

Андрей Георгиевич стоял в коридоре, подпирая стену могучей спиной, но когда мы вышли из столовой — шагнул навстречу. Ротный тут же кивнул ему, развернулся на каблуках и молча удалился. Эти двое явно понимали друг друга без лишних слов, хоть один уже давно покинул полк, а второй и вовсе расстался с военной формой много лет назад.

Вполне возможно, Андрею Георгиевичу даже не пришлось ссылаться на деда, чтобы встретиться со мной — хватило и собственного авторитета… и звания. Штабс-капитан гвардии едва ли мог отказать в просьбе полковнику — даже если тот уже давно не носил погон.

— Здравствуйте… — проговорил я, протягивая ладонь. — Вот уж не думал…

— Да чего ты тут разводишь. — Андрей Георгиевич вдруг обнял меня и хлопнул по спине огромной ручищей. — Еще бы по уставу обратился… Всего четыре дня тут, а поди — уже забыл старика?

Мы действительно не встречались уже неделю или даже две. Сначала Андрей Георгиевич куда-то исчез из Елизаветино, а потом и я перебрался в дом на Мойке — поближе к училищу. Обсудить мое зачисление в юнкера мы, конечно же, успели, но в форме он