Станислав Гагарин - Вторжение

Затаившийся в придорожных кустах Станислав Гагарин явственно рассмотрел, как БТР в разводьях, покончив с несчастной волжанкой, попятился и вновь укрылся в боковой просеке, оставив охваченную огнем машину на пустынной дороге.

«Дела, — озадаченно, но все больше проясняясь сознанием, с ним в минуты опасности так происходило всегда, — подумал Станислав Гагарин. — Из огня да в полымя… Новое покушение на Президента? Но как же Отец народов? Куда он исчез? И мой Володя с ним… Где они? Так мы не договаривались! Необходимо найти Президента и пробираться… Куда?»

Стараясь не высовываться из кустов, писатель принялся пятиться назад, но ползти подобным образом, было неловко, и тогда он развернулся, не приподнимаясь с земли, и стал двигаться параллельно дороге, резонно полагая, что Президент поступил так же.

…— Равняйсь! — прогремел усиленный мегафоном писклявый голос, в голосе чувствовалась некая ущербность, он был наглым и трусливым одновременно. — Держите строй, поганые ублюдки, нехорошие людишки!

— Опять двадцать пять! — воскликнул новый знакомец сочинителя — проститут из «Колоколов». — Раза три уже проклятую процедуру видел…

— Двадцать пять чего? — обалдело спросил Станислав Гагарин, тщетно пытаясь найти некую логику в разворачивающейся перед ним фантасмагории.

— Не двадцать пять, а десять. Каждый десятый в смысле, — досадливо отмахнулся «колоколец», пытаясь сохранить равнение в колышущейся шеренге и в то же время высматривая правый фланг, от которого двинулась вдоль группа в голубых комбинезонах и желтых беретах, время от времени выводя к подъехавшему икарусу выдернутых из передней шеренги людей.

— Новая закуска для мадам Галинá, — проговорил меж тем бывший проститут пера из газеты «Колокола». — Видно, снова нервы у бабенки подгуляли, укрепиться жаждет, новые коки ее волнуют. Пропали мужички, лишат их прелестей.

— Чего-чего лишат? — переспросил писатель.

— Естества мужского, — объяснил журналист. — Чего же еще!?

— Снова не понял, — недоуменно спросил Станислав Гагарин.

— Кобёл, она, понимаешь, кобёл наша подруга, ежели ее по-лагерному обозначить, — проговорил сосед писателя слева, беспокойно вертя по сторонам головой, будто прикидывая что. — Лесбиянка, одним словом. И все мужское патологически не приемлет. Вырезáть яйца у мужиков — любимое занятие мадам Галинá и, видимо, некая потребность, вроде дозы для наркомана.

— Бред собачий! — воскликнул Станислав Гагарин.

— А что в нашем государстве не бред? Разве нормальное сознание может измыслить то, что сейчас происходит? Эта подлая сучка лично кастрирует отобранных — каждого десятого — мужиков! Так и режет по живому, погань проклятая… Бедолаг тут же бросают в застенок, где они истекают кровью.

И только голубым она делает скидку, поскольку гомики-педерасты на баб глядеть не желают, и тем самым нашу государыню и подруг ее оскорбить не могут. Потому голубые из Лиги сексуальных меньшинств и составляют гвардию диктаторши-психопатки. Докатилась Россия!

— Докатили, — хмуро поправил его Станислав Гагарин, все еще не верящий в то ужасное, что поведал ему перевертыш.

— Кем она раньше была эта ваша тиранка-кобёл Галина? — спросил писатель.

— Тихо, коллега! — прошелестел шепотом журналист из архижелтых «Колоколов». — Ударение только на последнем слоге! Иначе — расстрел или кастрация на месте! И обжалованию не подлежит… Ты бы еще Галькой ее назвал. Мадам Галинá — лучшее существо в подлунном мире, верховное при этом. Запомни: ударение на последнем слоге!

Группа голубых приближалась. И теперь сочинитель видел, как голубые отсчитывают стоявших в шеренге, выдергивая то одного, то другого из строя.

— Неужели все эти голубые комбинезоны суть педерасты? — ошеломленно спросил Станислав Гагарин.

— Вовсе нет, — отозвался Вергилий. — Среди них масса обычных ебарей. Приспособились, сумели выдать себя за голубых. Я сам носил такую шкуру — разоблачили. Пришлось бежать… Ненавижу гомиков-вонючек!

Он повернулся вдруг к соседу слева. Им был молодой парнишка, скорее подросток, в линялых джинсах, в майке, на которой было написано «Хочу тебя» по-английски, и куртке без рукавов, украшенной металлическими заклепками.

— Парень, ты живого писателя видел? — неожиданно и с напором спросил его корреспондент.

— Нет, — растерянно ответил сосед. — Не приходилось…

— Ты многое потерял! — воскликнул журналист. — Но я тебе помогу… Жутко повезло тебе, паренек!

С этими словами «колоколец» отступил назад и влево, схватил юношу за плечи и поставил рядом с писателем, а сам встал в шеренгу, отгороженный от Станислава Гагарина одним человеком.

— Знакомься! Это знаменитый детективщик и фантаст… Приключенческий автор! Про Бермудский треугольник слышал? Это он его придумал! «Три лица Януса» читал? Товарищ Гагарин сочинил! Знакомься — писатель всех времен и народов…

Парнишка робко протянул руку, и Станислав Гагарин, пока не сообразивший что к чему, пожал ее.

И тут же увидел перед собой ухмыляющиеся рожи педиков, один из них, довольно лыбясь, ткнул в нового соседа писателя пальцем и коротко бросил: «Этот». Парня тут же выхватили из строя и пинком ноги под зад отправили к икарусу, в утробу которого два других гвардейца из упивающихся властью извращенцев заталкивали отобранных мужчин.

— Кажется, и на этот раз пронесло, — вздохнул, шумно переводя дух, журналист, снова оказавшийся рядом. — Третий раз выкручиваюсь с этим счетом. Вроде снова пролетел, остался с яйцами покуда… Сейчас произведут на свет пару десятков кастратов: и упырь — мадамочка по кличке Галинá — подобреет.

Станислав Гагарин молчал. Да и о чем было говорить? Сегодня десятым оказался другой, хотя жребий упал на ренегата из громкоговорящей в прошлом газетенки. А завтра возьмут и кастрируют… Кого?

— Про Карабасова слыхали? — оживленно осведомился, довольно светясь, рад был, что подставил другого, журналист из «Колоколов». — Редактор журнала «Маяк»… Карабасов оказался давним кастратом. Это его и спасло. Мадам Галина приблизила редактора года. Советником по нравственности стал у нее… Приспособился Карабасов! Вот сукин сын… И здесь не прогадал… Самому себе, что ли, не дожидаясь, яйца отрезать?

Он говорил что-то еще, но Станислав Гагарин не слушал уже его. Внимание писателя было приковано к левому флангу длинного строя, от которого гнали толчками в спину показавшегося знакомым ему человека, гнали к зловеще торчавшему на Красной Площади синему икарусу.