Сны разума - Дари Псов

я оказался, был не просто мостом. Он был сделан из жил и висел над пропастью, тянущей меня в свои тёмные недра. Я ускорился, слыша, как всё вокруг начинает рваться, как разрушение скачет ко мне.

Я рванул вперёд, под ногами белая ткань становится всё слабее, всё более пружинистой. Порой казалось, что мост исчезал подо мной, и я падал в пустоту. Когда я понял, что до конца остаётся всего несколько шагов, мои ноги уже почти не слушались. Но я прыгнул и в последний момент – успел схватиться за край. Как только я ввалился в это место, за моей спиной струна моста лопнула, и пропасть забрала свою жатву.

Я стоял в этой башне из мяса и хрящей, чувствуя, как её живые стены шевелятся вокруг меня. Мрак сжался, и каждый шорох в углу казался предвестием новой угрозы. Я дышал тяжело, пытаясь угадать, что ждёт меня за следующим поворотом, но я не был готов.

Скрежет зубов, шлепки по земле, словно кто-то только выполз из воды. Что-то приближалось. Я инстинктивно выхватил револьверы, но прежде чем я успел подготовиться, существо выскользнуло из тени.

Оно было огромное. Размером с медведя, но, чёрт возьми, это не был медведь. Это был кошмар, собравшийся из разорванных плохих идей. Он полз, а его лапы гнулись во всех направлениях кроме природных. И они двигались с задержкой, будто сначала шагал его скелет, а потом кости догоняло мясо. Его голова была перевёрнутой головой кота, стеклянные глаза смотрели на меня с глубоким недовольством, с яростью, которую не смог бы понять ни один человек. Помимо зубного скрежета, рот не открывался – он расходился, как старый шов, а изнутри сочился хрип, похожий на капающий жир.

Я выстрелил, пуля утонула в плоти, как если бы он был сделан из грязи. Только потом, с запозданием, в том месте разверзлась рана. Она была такой же гибкой, как сама реальность, и пули растворялись в его теле, в их новом доме из этого ползучего кошмара.

Я отступил на шаг, он не терял скорости. Одна из его лап взвилась в воздух, и я почувствовал, как всё вокруг меня сжалось. Я успел отпрыгнуть в сторону, едва уклоняясь от удара, который мог бы отправить меня в вечность.

Но он не замедлялся. Его глаза были полны ненависти. Я снова выстрелил, целясь в шею, но этот зверь был слишком быстрым. В этот момент его лапа пронзила воздух и с ужасным грохотом ударила меня по груди. Я почувствовал стекольный треск, но, несмотря на боль, не упал. Я отшатнулся, прижимая револьверы к груди. Дым от них обвивал меня, как облака вершину горы. Это скрипучее существо приближалось ко мне.

Я выстрелил ещё несчётное число раз. Пули на этот раз попадали точно. Я вонзил их в его лапы, и существо убого запуталось в конечностях. Но я не дал ему времени. Одним быстрым движением я прыгнул к его спине, вдавил ствол Захара в хребет и выстрелил. Существо взорвалось на куски, в воздухе взметнулись сгустки мяса и кровяная взвесь. На улице адски, небольшой кровавый дождь.

Я стоял над месивом, пока оно оседало в гниль, становясь частью этого места, словно оно никогда и не существовало отдельно от него. Последние осколки существа мокро падали на землю. Но я знал одно: я победил. Я выжил. Я жил, как и этот мир.

Но что-то не давало мне покоя. Если Генри осознанно убил своего отца, то здесь были бы люди. Вина от убийства себеподобного, тем более отцеубийство, намного сильнее от убийства братьев наших меньших. А тут только перекрученные, исковерканные тела животных.

Я вздохнул, чувствуя, как мои лёгкие наполняются мерзким смрадом. Было бы логично оставить этот кошмар позади. Я сделал шаг, и мир содрогнулся, словно почувствовал моё намерение. Мгновение спустя я понял: этот разум меня не отпустит. Я мог бы вырваться силой. Но после того, как из-за меня чуть рехнулся дворецкий… Нет. Повторять это с мальчишкой было не в моём стиле. Даже с таким больным ублюдком.

Я должен был найти выход. По правилам этого места. Я пошёл вперёд, шагая по извивающейся земле. Прямо передо мной открылся проход, тёмный, пульсирующий, слаженно сокращающийся, как гигантский пищевод этого безумного организма.

За проходом меня ждал лабиринт. Стены из плоти, плесени и гнили громоздились вверх, теряясь в темноте. Их текстура была живой: кожа содрогалась при малейшем прикосновении, местами она была покрыта шерстью, местами – гладкая, как у змеи, местами дрожащая, словно мышцы, вывернутые наружу. Глаза следили за мной, моргали, наблюдали. Когти изредка дёргались, словно пытаясь схватить воздух. Где-то под тонким слоем плоти я видел, как бились сердца, лишние, ненужные, но всё ещё работающие.

Прохожу через этот лабиринт, шаг за шагом, с каждым движением мне становится всё труднее дышать. Здесь не было ни логики, ни человеческих форм. Я искал выход, но вместо этого снова и снова попадал в тупики мякотной массы. Я остановился на мгновение, давая себе передышку. Это место из плоти и мяса заполняло меня до краёв. Пульсация стен, шорохи, стоны, которые сливались в одну общую какофонию.

Я вынул Данила, сжал его в руке и прицелился в ближайшую стену. Пули взорвались в плоти, оставляя глубокие дыры, из которых сразу же начала вытекать чёрная жидкость, зловонно шипя и разъедая всё вокруг. Но стены не остановились. Они сжались, изогнулись и сгорбились, как целый зверь, готовый ответить на нападение. Я нажал на спуск. Пуля снова пробила мясо.

Отчаянно, как Иона в брюхе кита, если бы у него были пушки, я палил без остановки. Мои движения стали более быстрыми, чем мысли. Я рвал этот мир, пули дырявили плоть, чёрная жижа шипела. Я стрелял дальше. Кости трещали, мясо рвалось. Ближе, дальше, огонь и боль. Я слышал, как кости лопаются, как надежды, как живые структуры разрываются на части. Но вот, в конце коридора, я увидел белую пустоту.

Она манила меня, обещая, что вот-вот я выберусь. Это не был обычный выход. Это была чистая пустота. Чистое ничто. Место, где нет плоти, где реальность не существует. Я шагнул в неё. И как только я пересёк порог, всё исчезло. В мгновение ока я выскользнул, как свет из ночи, и оказался в реальном мире.

Реальность

Оглушительная тишина реальности. Никакой крови на стенах, никаких мясных лабиринтов, никто не рвёт тебя в клочья. В открытую. Старая добрая Америка. Руки дрожали от пережитого,