Дэн Симмонс - Флэшбэк

Когда она закончила возиться, Вэл уже собрался было потребовать у них телефон. Но тут Дотти сказала:

— Ты, выдать, проголодался, парень. Смотрю на тебя — ты после завтрака не ел ничего, если вообще завтракал. Тебе повезло — сейчас мы на этом самом костре приготовим суп из бобов с беконом. И найдем для тебя чистую тарелку с ложкой.

Вэл любил суп из бобов с беконом. Мама готовила ему такой суп на выходные и в те дни, когда он не ходил в школу. Простой кемпбелловский суп из консервной банки, но солоноватый, со вкусом бекона: Вэлу нравилось. За все те годы, что Вэл прожил у Леонарда, он ни разу не ел этого супа.

Еще у Дотти Дэвисон нашлись свежие горячие лепешки. Вэл, казалось, никак не мог наесться. Дэвисоны поели с ним супа за компанию — Вэл подозревал, что из вежливости, а на самом деле они уже обедали — и задали новому знакомцу несколько вопросов. Вэл сказал только, что он и его дед приехал в город с грузовым конвоем.

— И где же теперь твой дедушка? — спросил Гарольд.

Вэл выругал себя за длинный язык. Хорошо хоть, у него не вырвалось, что они из Лос-Анджелеса.

— Да тут, у родственников, — сказал он. — Я должен зайти за ним позднее. Поэтому я хотел попросить у вас телефон: надо сказать ему, где я.

Желая сменить тему, Вэл между ложкой супа и лепешкой оглянулся и заметил:

— В этом палаточном городке много семей. Тут атмосфера гораздо дружелюбнее, чем в Хунгариан-Фридом-парке и других местах, по которым мы с Леонардом — это мой дедушка — проходили сегодня.

Он рассказал пожилой паре о тех двоих, которые преследовали его с Леонардом, явно намереваясь ограбить. Правда, Вэл не упомянул, что отогнал преследователей, показав пистолет. Дотти махнула рукой:

— Ну, эти парки вдоль бульвара Спир — просто ужас какой-то. Ужас. Там селятся одиночки — они себя называют «Новой армией льготников».[130] Я уверена, что все они способны на грабеж и насилие. Городской муниципалитет выплачивает им еженедельные субсидии, чтобы они не буйствовали. Это шантаж. Так быть не должно.

Вэл хмыкнул и продолжил есть. Дотти Дэвисон, словно желая перевести разговор на более приятную тему, спросила:

— А ты проходил мимо бывшего кантри-клуба? Видел все эти синие палатки?

— Да, кажется, видел, — ответил Ник, заталкивая в рот еще одну свежую лепешку.

— Очень странное место. Там уже два месяца размещаются тысячи японских солдат и никогда не выходят на улицу. Никто не знает, что японские солдаты делают здесь, в Денвере… когда наши мальчики, чуть постарше тебя, сражаются за японцев в Китае.

— Японцы? — переспросил Вэл. — Вы уверены?

— О да, — сказала Дотти. — У нас здесь есть японская дама с детьми и внуками. Она вышла замуж за красивого американского морпеха на Окинаве и много лет назад приехала с ним в Америку, но потом он умер. Так вот, она слышала, как эти военные разговаривают. Сержанты, или офицеры, или кто там у них, кричат на солдат, и все говорят по-японски.

— Странно.

— Ой, у них там танки и всякие другие бронированные… штуки… и еще такие самолеты, у которых крылья складываются и они могут летать, как вертолеты.

— «Оспри», — вставил Гарольд. — Вот как они называются — «оспри».

— Странно, — повторил Вэл.

Покончив с едой, Вэл остался сидеть с полным животом. Его клонило в сон, чувствовал он себя глуповато, зная, что ему нужно делать, но не зная как. Нужно было сказать предку, чтобы тот принес как можно больше денег, — Вэлу требовалось 200 старых долларов на поддельную НИКК. И нужно было найти уединенное место, где можно сделать это.

«Пристрелить отца», — донеслось из более честной части его усталого, перегруженного разума.

Поначалу он хотел отобрать у кого-нибудь телефон, сказать предку, чтобы тот приехал сюда с деньгами, взять деньги и пристрелить его тут же — в парке. Никто не должен был знать, что он, Вэл, побывал здесь.

Вот только… когда Гарольд и Дотти спросили, как его зовут, Вэл назвал свое имя. И даже выдал имя Леонарда. Все сделал не так, разве что отпечатки пальцев им не оставил, черт возьми.

Значит, это должно случиться в другом месте.

— У тебя усталый вид, сынок, — сказал Гарольд. — Возьми, все чистое. Приляг в тенечке при входе в палатку. На солнце жарковато.

Старик дал Вэлу подушку с чистой наволочкой — как им здесь, в парке, удавалось содержать вещи в чистоте и даже вроде бы гладить их? — и тонкое серое одеяло.

— Да нет, я в порядке, — пробормотал Вэл.

Но травка в тени, у входа в палатку, выглядела так соблазнительно! Он прилег всего на минутку, собираясь обдумать, что ему делать и в какой последовательности. Поднялся ветерок, и Вэл натянул на себя одеяло.

Проспал Вэл довольно долго — часов у него не было, но когда он проснулся, уже смеркалось. Он выругался про себя. Какой же он говнюк — ни на что не годится.

— Наверное, ты все же устал, — сказала Дотти, которая готовила что-то на костре. Пахло хорошо.

Вэл сбросил с себя одеяло. Несколько секунд после пробуждения он не помнил о цветных папках с обвинениями, найденных в боксе у предка, не помнил о том, что отец подстроил убийство матери. Все мысли о еде испарились, как только к нему вернулось это открытие — грязное, словно тягучий осадок, вытекающий из сточной трубы.

— Вы мне не дадите телефон, чтобы позвонить? — спросил он у женщины. — Это местный звонок. У меня сейчас нет денег, но потом я отдам.

— Да ну, чего там отдавать, — рассмеялась Дотти. — Мы все отдаем долги — разным людям, разными способами. Держи телефон, Вэл.

Он отошел футов на пятьдесят, чтобы его не услышали. Уверенный почему-то, что предок не ответит, Вэл стал обдумывать, что наговорит на автоответчик. А потому, услышав, как отец берет трубку и называет свое имя, Вэл запаниковал и разорвал соединение.

Лишь через минуту он успокоился, внезапно поняв, насколько взвинченным был все эти дни. Когда предок отозвался, Вэлу первым делом захотелось закричать: «Ты мне даже не позвонил в день рождения!» «Не дергайся, Вэл, старина», — сказал он себе.

Странно, но эти слова были произнесены насмешливым голосом Билли Койна.

Вэл нажал кнопку повторного набора. Услышав снова голос отца, он начал кричать и что-то лепетать — мол, приезжай в эту часть парка и забери меня. Уже после разговора Вэл понял, что забыл сказать про двести старых баксов наличными.

«Ну ладно… ладно. Ты все равно не сможешь сделать это здесь, в парке. Сядешь в машину, он поедет к банкомату, и, когда возьмет деньги — ты сделаешь это».

Вот только где?

Час. Предок сказал, что сможет забрать его только спустя час — целый долбаный час. А тут всего два-три квартала. Он тут мучается от боли и истекает кровью — ну, истекал бы без Гарольда и Дотти с их бинтами, антисептиком, аспирином и горячей едой, — а этот херов предок не может жопу поднять, чтобы забрать его поскорее.