Аркан 22 - Анна Николаевна Александрова

В последней, как вы помните, двенадцать зодиакальных созвездий плюс семь планет (Солнце, Луна, Венера, Марс, Меркурий, Юпитер, Сатурн) плюс три плана Земли (физический, астральный, ментальный), итого двадцать два.

– Трудно, когда не знал да забыл, – растерянно почесал затылок Алексей.

Профессор рассмеялся.

– Мистики считают, что Древо Жизни описывает нашу Вселенную, путь ее создания. От возникновения из точки небытия – да-да, та самая теория Большого взрыва – до расширения через различные этапы в материю. Вот эти этапы двадцатью двумя арканами и описываются. Тот же путь от материи обратно к Богу должен пройти человек, проживая земные жизни, набираясь опыта и возносясь.

– Как же сложно.

– Да нет, разберетесь. Представьте, что… когда создавался мир, с неба спустилась длинная лестница. Она поделена на фрагменты, и все они разные. И Бог, нисходя по лестнице день за днем и шаг за шагом, творил этот мир: физические законы, астральную систему, систему обмена энергиями, причинно-следственных связей. Все сущее. Все то, что мы видим и о чем не помышляем даже. И в конце он создал человека. А теперь человеку надо подняться по лестнице обратно, вернуться к Богу, осваивая знание о системах, но не разумом, а опытом, душой. Причем из четырех существующих миров обычный человек видит и чувствует только один – физический. Такая вот игра.

– И вы в это верите?

Алексей с удивлением уставился на профессора – так увлеченно тот рассказывал, что показалось, будто не учит, а проповедует.

– Не-е-ет, – усмехнулся профессор. – Я же религиовед, я не верю, я изучаю.

– Хорошо, черт с ним, с Древом. Свернулось-развернулось… Кто-то может верить в этот бред. Но зачем им люди, которые символизируют арканы?

– К сожалению, молодой человек, я не большой специалист по ритуалам каббалы, но мой учитель… он сведущ. Мы встречаемся с ним каждую пятницу, я уточню этот момент. И, если позволите, перезвоню.

– А кто ваш учитель? – наивно спросил Алеша.

– О, это очень интересный человек, но я вас с ним не познакомлю. Он ведет замкнутый образ жизни, мало кого к себе допускает, мне не хочется терять его доверие. Скажу одно: он стар, мудр и много знает о каббалистическом учении. Давайте ваш телефон, я позвоню вам, когда что-то выясню.

– Да, конечно, а могу и я вам позвонить, если мне понадобится еще консультация? – Алеша не хотел расставаться с профессором.

– Разумеется.

Они дошли до подземного перехода, обсуждая природу возникновения религий и мистических учений. У лестницы Гефтман встал, не приглашая Алексея двигаться дальше, и попрощался. Алеша пожал моложавую его руку, проводил взглядом исчезающую в жерле бетонного подземелья фигуру.

Профессор произвел на него приятное впечатление, снял тревоги и сомнения, хотя говорил то же самое, что и Вероника. Но в его устах оно звучало как… как сказка, придуманный сюжет, который можно разобрать с позиции «Что хотел сказать автор?», а Вероника… она вещала о том же, но как об истине, как о реально существующей объективной истории. И верить ей хотелось, может быть, но позволить себе такого Алеша не мог. Потому объяснения профессора ему нравились больше.

Аркан 14. Умеренность. נ (нун)

Прозрачная защитная маска из полимерного пластика отражала лучи люминесцентных ламп лаборатории, рефлексируя радужным светом на белые кафельные стены. Одетая в белый же халат Людмила Михайловна проводила очередной скучный анализ присланных на экспертизу минералов. В одну пробирку у нее был залит реагент, в другую – растворенный минерал. Прищурив голубые глаза и подняв одну пробирку чуть выше другой, она медленно смешивала жидкости, наблюдая за химической реакцией.

Старший лаборант, химик со стажем, она проработала в исследовательском центре пятнадцать лет. И не то чтобы не любила свою работу, нет, любила, здесь было спокойно, стабильно, ровно, но как-то скучно. Одно и то же каждый день, одни и те же заявки, одни и те же химические реакции, рутина, переливающаяся изо дня в день так же, как реагенты из колбы в колбу.

Хотя… бывали в ее работе и яркие всполохи. Мила взглянула на букет синих ирисов, салютовавших ей с подоконника. Единственное цветное пятно среди окружающего белолепия. Подарок от странного заказчика. Мила до сих пор гадала, что же все это значило? И тем более удивляло, что спустя столько времени он вдруг вспомнил про нее и прислал цветы…

А дело было так: около года назад позвонил ей человек, представился коллекционером и попросил провести экспертизу древности одного исторического артефакта. Странность просьбы заключалась в том, чтобы экспертизу сделали анонимно, не фиксируя в реестрах центра. Частный заказ, так сказать. Обычно Мила избегала неофициальной работы, но тут предлагали хорошо заплатить, любопытство разыгралось, да и что плохого могло быть в анализе какой-то древности? И она согласилась.

Коллекционер привез артефакт лично: завернутая в мягкую ветошь золотая пластина с выгравированным рисунком то ли ангела, то ли человека в длинном балахоне, что переливал из чаши в чашу тонкой струйкой воду. Рисунок был изящным и очень искусным, а сама пластина напоминала большую игральную карту размером с ладонь. На обратной стороне были начертаны непонятные письмена на неизвестном ей языке. Карточка очень понравилась Миле, ее хотелось держать в руках и разглядывать. Но задача стояла иная – определить состав и возраст.

Каково же было удивление Милы, когда она не смогла справиться ни с тем, ни с другим. Анализ показал, что это был сплав золота и серебра с добавлением неизвестного элемента. Неизвестного элемента! Это же сенсация! Но, скованная договором, она не имела возможности опубликовать результаты. А нарушать слово Мила не привыкла. Что же касается возраста, то пластина, вероятно, хранилась в идеальных условиях, следов разрушения практически не обнаружилось, ей могло быть и двадцать, и двести двадцать, и две тысячи двести двадцать лет.

Однако заказчик почему-то остался доволен, сказал, что на то и рассчитывал. Про результаты просил не распространяться, пластину забрал, так что дальнейшее изучение нового элемента стало невозможным. Мила пыталась объяснить ему важность такого открытия, но коллекционер оставался непреклонен. И Мила отступила, не в ее правилах было спорить и давить на людей, тем более незнакомых.

Она вернулась к своей рутинной работе, изредка вспоминая о необычном заказчике. И вот на днях он снова объявился, вручил букет ирисов и золотой кубик с выгравированным символом נ, сказал, что это подарок и что кубик из того же сплава, что и пластина. Он разрешил Миле исследовать материал лишь с одним странным (опять) условием: экспериментировать с элементом можно, но не ранее чем через семь дней, а до этого Мила должна носить с собой кубик