Юрий Леж - Перевертыш

Пан, пока длилось ожидание и незамысловатый диалог Пельменя с хозяйкой заведения, осмотрел дом. Ничего особенного, никаких красных фонарей над входом. Такие же, как и в остальных домах, темные окна верхних этажей, чуть освещенные — первого, но такая слабая подстветка не давала ничего толком рассмотреть на улице, и Пан подумал, что не решился бы пойти сюда ночью, будучи один или с тем же Пельменем. А вот с сержантом Успенским было не страшно.

Не только опасений за свою жизнь, даже ожидания неприятностей не было и в переулке, и позже, в доме, когда их провели длинным, извилистым коридором в большую обставленную стульями и креслами комнату с круглым столом в центре. Как гостей, Успенского, Пана и Пельменя усадили на стулья, а сама хозяйка заведения встала перед ними, разговаривая, как заведенная, видимо, нахваливая свой товар, как это делают любые продавцы во всех концах земли, и неважно, чем они торгуют: бриллиантами, самолетами или девочками и презервативами.

— Во-первых, скажи ей, что перестала трепаться, мы ж не её сюда слушать пришли, — велел Успенский. — Во-вторых, пущай пепельницы принесет, не на ковер же нам пепел стряхивать, мы ж не дикари какие с плохообитаемых островов…

Пока Пльмень переводил, а хозяйка бегала за дополнительными пепельницами для каждого из гостей, Пан и Успенский успели закурить давно исчезнувшие из быта местных папиросы.

— Теперь так, пускай гонит на ночь всех посетителей, — продолжал командовать Успенский, достав из кобуры, пока не было хозяйки, увесистую пачку купюр. — Мы тут одни отдыхать должны…

— Она говорит, тут какой-то «вип» завис, нельзя его просто так выгнать, — перевел Пельмень, — очень важный какой-то человек.

— Да мне плевать, кто тут важный, — разделил стопку купюр пополам Успенский. — Скажи, пусть выгоняет, или уж придется его вперед ногами выносить.

— Все сделает, только надо чуть-чуть подождать, — уверил приятелей Пельмень, послушав длинную, страстную и одновременно причитающую речь хозяйки.

— Ну, и пусть, в конце-то концов, стол накроет, как положено для гостей, ну, шампанские там всякие девчонкам, нам по коньячку немножко, только, Пельмень, не по ихнему немножко, а по нашему, грамм по триста не больше, и вообще, сколько у нее сейчас девчонок-то? Пусть всех зовет…

— Говорит, всего пятеро работоспособных, еще две — в простое… Товарищ старший сержант, а как они простаивают? — пошло хихикнул Пельмень.

— Как-как, — буркнул Успенский, — мальчик что ли нецелованный? Женские дела, небось, начались, вот скучают и радуются…

— А чему радуются-то? — глупо спросил Пан, заметно краснея.

— Тому, что начались, — пояснил Успенский, внимательно оглядывая начавший наполняться блюдами стол и входящих по очереди в комнату девушек.

А на столе появились какие-то пирожные в вазе на тонкой, высокой ножке, фужеры под вино, тарелочка с миниатюрненькими бутербродиками то ли с сыром, то ли с рыбой, бутылки с шампанским, пара бутылок коньяка и три больших, коктейльных стакана.

А вдоль стены выстроились девушки… Рыженькая, две брюнеточки, блондинка и — крашенная, но очень симпатичная мулатка, почти белокожая, только формой губ и носа чуток напоминающая негроидную расу. Пан, преодалев юношеское ощущение неловкости и стыдливости, жадно и как-то беззастенчиво разглядывал девчонок, как зверушек в зоопарке, куда его в детстве водили родители, но — как ни старался — не мог найти в них никаких примет «падших женщин», которые образовались в его голове после чтения Куприна, Бунина, Горького, Толстого. Ни какой-то усталой порочности в лицах, ни жеманного хихканья, ни откровенной обнажающей одежды… Впрочем, юбчонки у девушек были короткими, а блузки полурасстегнуты, но таких же, если и не более вызывающе одетых, Пан видел несколько часов назад на улице, и те девушки шли вместе с мужчинами под руку куда-то по своим делам, а не торчали на панели в ожидании клиентов.

Успенский, отделив для «мамочки» половину денежной пачки, махнул рукой, приглашая девчонок за стол, и уже очень скоро, после первых же глотков шампанского и коньяка, вся компания отлично понимала друг друга даже и без помощи Пельменя, который, противореча самому себе, тоже уселся за стол между двумя брюнетками и подналег на микроскопические бутерброды.

Пан устроился в кресле рядом с мулаточкой и уже очень скоро знал, что сама она с дальней маленькой фермы откуда-то с самого юга полуострова, даже из другой страны, похоже, но приехала в город в надежде подзаработать, потому что там, у них, с работой для женщин совсем плохо. В этом заведении она давно, и ей нравится, потому что и девушки хорошие, и мужчины бывают ласковые и не обижают её. И вообще, ей нравится разнообразие в жизни, когда меняются мужчины и можно с ними поговорить о разном, не то, что у них в деревне, где слишком мало людей и все обо всех всё знают. А разговоры ведут только об урожае и погоде, да еще о том, какую проповедь в воскресение сказал падре в церкви. А в том, чем она занимается, ничего плохого нет, главное, что бы не было насилия, ну и платили деньги, на которые она сможет покупать себе красивые платья и вкусные вещи…

Девчонка болтала и болтала, отпивая потихоньку из бокала шампанское, таскала из вазы пирожные, косясь на соседок, и атмосфера в комнате все больше и больше начинала походить на школьные посиделки у кого-нибудь дома, пока нет родителей, с одной бутылкой вина на всех, непременным невинным трепом, переходящим в объятия и поцелуи где-нибудь на кухне, а для самых смелых и раскованных — прямо в обществе друзей и подруг. Успенский уже принялся откровенно прихватывать то одну, то другую из окружающих его девиц за грудки, Пельмень, встревая в разговоры со своим недушевным переводом, становился лишним в компании…

Из дальнейшего Пан запомнил только мельтешение по комнате вдруг решивших устроить танцы девчонок под какую-то визгливую и крикливую песенку из маленького радиоприемника, принесенного хозяйкой откуда-то из глубин квартиры, смех Успенского, требующего какой-то «стриптиз»-конкурс… твердую ладошку мулатки, потащившей его куда-то…

Когда он, в сопровождении Шаки, ловко прихватившей со стола не только остатки коньяка, но и часть недоеденных бутербродиков из второй порции, вываленной на прежнее блюдо, проходил мимо старшего сержанта, тот с внезапной серьезной трезвостью глянул Пану в глаза и напутствовал:

— Все в порядке, девчонка миленькая, ты за деньгами своими присматривай и без резинки с ней — ни-ни…

И тут же Успенский опять «включил» пьяненького, веселого дурачка рьяно расслабляющегося в компании девиц…