Хозяин жизни - Иван Андреевич Банников

сильный? – мы с участковым переглянулись.

– Очень сильный. Всё время кашляла и не могла остановиться. А потом и тётя встала. С ней творилось то же самое.

– Они обе кашляли одинаково?

Кивок.

– Вы сразу вызвали «скорую»?

– Нет, какое-то время я не знала, что делать, металась между ними. Они обе жаловались, что в груди как будто камень. И кашляли. А ещё говорили, что их тошнит.

– Тошнит? – я с сомнением посмотрел на неё. – Вы уверены?

– Очень уверена, – она подняла на меня глаза, полные боли.

– Было ли ещё что-то?

– Они потели сильно, как при гриппе, – припомнила девушка. – Пот прямо струился по лицу, по шее, по груди. Они быстро стали такие липкие…

– Вот как…, – я призадумался. – Занятно. Совсем не похоже на это… Они были бледные?

– Не то слово. Прямо белые.

– Белые, – я почесал подбородок. – А ведь при астме они бы задыхались и синели бы… Занятно… Они раньше страдали заболеваниями лёгких?

– Никогда! – с непоколебимой уверенностью помотала головой девушка.

– Они могли стоять на ногах?

– Нет, когда приехала «скорая», они лежали на полу и только кашляли всё время, – прошептала девушка, сдерживая плач.

– У тёти было то же самое?

– Да, похоже всё было, как под копирку. И вот ещё?..

– Да-да? – я насторожился.

– Когда их «скорая» забирала, у них судороги появились. Их трясло прямо. Лихорадило так, что врач их в машине к кровати привязывал.

Вера закрыла глаза, а потом прикрыла лицо руками. Могу себе представить, какую страшную картину она припомнила.

– Как они умерли?

– Не знаю, меня не пустили в машину, сказали, что места нету…

– А что вам сказали, когда выдавали свидетельство о смерти?

– Острый приступ бронхиальной астмы… Но это же ведь совсем не похоже на астму! – взмолилась она. – Я же не совсем дура! Они отравились чем-то! Но меня и слушать никто не стал!

– Теперь я́ вас слушаю. Вот сейчас вы можете рассказать всё, что хотите. Обязаны рассказать. Больше никто не должен умереть.

– Я готова, – девушка шмыгнула носом, но я был ей благодарен за то, что она так и не заплакала.

– Что вы ели накануне? Вы вместе ужинали?

– Да, вместе, как и всегда. Мама очень не любила, когда я пропускала семейный ужин.

– Было ли за столом что-то, что вы не ели, а они да? – спросил я коряво.

– Нет, ели одно и то же.

– Были ли среди еды домашние заготовки?

– Да нет, конечно! – фыркнула она. – Мы их только закатали. В зиму же делали. Что за тупость есть заготовки, когда ещё полно свежих овощей.

– А покупные консервы? – я упорно гнул свою линию.

– Нет, не было такого. Макароны были с курицей, кажется. И баклажанные рулетики я делала. И ела вместе с ними. Но мне не было плохо! – она заломила руки и посмотрела на нас с мольбой, как будто ждала чего-то.

И только теперь до меня внезапно дошло, что девушка считает себя виноватой в смерти мамы и тётки.

– Послушайте меня, Вера, – я взял её за локоть. – Вы не должны себя винить. В вашей домашней еде не было ничего опасного, раз вы остались невредимой и не почувствовали никаких симптомов. Вы же не почувствовали?

– Неа, – хныкнула она.

– Ну вот и прекратите поедать себя. Вы ни в чём не виноваты, – успокоил я её. – Но нам нужно двигаться дальше. Вы с ними обедали?

– Нет, они обычно приходят домой в такое время между обедом и ужином, но их там покормили, как обычно.

– Где там?

– У мужика, у которого они убирали, – промычала Вера.

Стало тихо. Я смотрел на неё и боялся спугнуть догадку, а Дмитрий благоразумно молчал, разумно предполагая, что если он откроет рот, то это сильно мне не понравится.

– Кем и где они работали, Вера? – осторожно спросил я.

– Они убирались в доме этого богача Иванова.

– Опять Иванова, – мы с участковым снова многозначительно переглянулись. – А давно они там работали?

– Да уж лет семь-восемь, не меньше.

– Каждый день?

– Нет, они ходили через день. Полы там мыли, пыль, ну и всё такое. Держали его дом в чистоте.

– А большой дом?

– Да кто его знает, я там и не была никогда, – пожала она плечами. – Но говорили, что дом вроде не очень большой, но богатый и удобный.

– И, значит, их там кормили?

– Всегда. Они приходили утром, убирались. Потом их там кормили, и они уходили домой.

– Подозрительно, конечно, – принялся я размышлять вслух. – Но если бы они там съели что-то несвежее, то симптомы проявились бы гораздо раньше, а не под утро следующего дня… Если только это не грибы… Хм…

Мы помолчали. В тесной прихожей становилось жарко и душно.

– Хорошо, Вера, такой у меня вопрос. Вы дадите разрешение на эксгумацию ваших родственниц?

По её лицу пробежала гримаса боли, но она выпалила почти сразу:

– Да! Конечно! Если это позволит найти виноватых, то я согласна.

– Тогда я вас призываю, – я взял в руки её ладони и сжал их. – Молчать, набрав в рот воды. Никому ни слова! Никому! И проявите терпение, в ближайшие дни всё будет сделано, и вы узнаете правду. Ни слова!

Она молча кивнула и открыла дверь. Внутрь хлынул свежий воздух. Мы с участковым вышли на улицу и направились к машине.

– Мне кажется, я начинаю что-то понимать, – сказал Дмитрий, открывая дверь.

– Правда? – с заметным сарказмом ответил я, садясь в машину. – А мне вот совсем ничего не понятно пока.

Больше участковый не пытался умничать, а Андрей безразлично молчал и лишь крутил руль, за что я был ему очень благодарен.

Я не успел ничего толком обдумать, потому что следующий пункт оказался на соседней улице. Пришлось подниматься без лифта на пятый этаж. Перед дверью я замер и шлёпнул Дмитрия по руке, когда он потянулся к звонку. В квартире громко говорили.

– Ты прекрасно знаешь, что все уже в курсе. Чего ломать комедию. Мне надоело! – мужчина говорил всё громче и громче.

Я молча заглянул в список, где среди родственников умершего сантехника значилась только жена. Поднял брови вопросительно, на что участковый лишь недоумённо пожал плечами.

– Три недели только прошло, как он умер! – истерично воскликнула женщина. – Не могу же я так сразу начать жить с тобой! Что люди подумают?!

– А тебе не насрать на людей?! Люда, да похрену вообще, кто и что подумает! – он тоже начал кричать. – Жизнь одна! И она может прерваться так же внезапно! На мужа своего посмотри, где он сейчас! А был ведь на коне! А теперь он сдох, чтобы наконец-то освободить место для